- Не поддавайся! Хоть раз, хоть
один-единственный день!" И я огорченно вздыхаю.
- Как жаль, мне страшно хотелось бы поехать. Но сегодняшний день все
равно потерян: вечером у нас собирается компания, я должен быть там.
Она пристально смотрит на меня (странно, в эту минуту между бровями у
нее появляется та же нетерпеливая складка, что и у Эдит) и не произносит ни
слова, не знаю - из нарочитой невежливости или от смущения. Шофер
распахивает дверцу, Илона с шумом захлопывает ее за собой и спрашивает меня
через стекло:
- Но завтра вы придете?
- Да, завтра непременно.
Я не очень доволен собой. Что означает эта торопливость Илоны, это
беспокойство, точно она опасалась, как бы ее не увидели со мной, почему она
так поспешно уехала? И потом: мне следовало, по крайней мере из вежливости,
передать привет ее дяде, несколько теплых слов Эдит - ведь они не сделали
мне ничего дурного! Но, с другой стороны, я доволен своей выдержкой. Я
устоял. Как бы там ни было, а теперь они уже не подумают, что я им
навязываюсь.
Хоть я и обещал Илоне прийти на следующий день в обычное время, я
предусмотрительно заранее извещаю по телефону о своем визите. Лучше строго
соблюдать все формальности. Формальности - это гарантии. Мне хочется
показать, что я не прихожу в дом незваным гостем; отныне я намерен всякий
раз осведомляться, насколько желателен мой визит. Впрочем, можно не
сомневаться, что меня ждут, - слуга уже стоит перед распахнутой дверью и,
когда я вхожу, угодливо сообщает:
- Барышня наверху, на террасе. Они изволят просить господина лейтенанта
подняться к ним. - И добавляет: - Кажется, господин лейтенант еще никогда не
были наверху? Господин лейтенант будут удивлены, до чего там красиво.
Он прав, добрый старый Йозеф. Я и в самом деле ни разу не бывал на
башне, хотя часто и с интересом разглядывал это странное, нелепое
сооружение. Некогда, как я уже упоминал, эта угловая башня давно
развалившегося или снесенного замка (даже девушкам история усадьбы в
точности неизвестна) - громоздкое квадратное строение - долгие годы
пустовала и служила складом. В детстве Эдит, к ужасу родителей, часто
взбиралась по шатким ступенькам на чердак, где среди старого хлама метались
сонные летучие мыши и при каждом шаге по прогнившим балкам взлетало густое
облако пыли.
Но именно за его таинственность и бесполезность склонная к фантазиям
девочка избрала местом своих игр и сокровенным убежищем это ни к чему не
пригодное помещение, из грязных оков которого перед ней открывался
бескрайний простор; а когда случилась беда и Эдит уже не смела надеяться -
ее ноги в ту пору были совершенно неподвижны - побывать снова на своем
романтическом чердаке, она почувствовала себя ограбленной; отец часто
замечал, с какой горечью поглядывает она иной раз на неожиданно утерянный
рай детских лет. |