— Как же вы могли в них играть, если ни ты, ни Серёжа не знаете шахматных правил?

— Мы же не в шахматы играли.

— А во что можно играть в шахматы, кроме самих шахмат? — поставленная ответом сына в тупик, Люба сбавила шаг.

— Мы играли в зоосад, — терпеливо пояснил Миня. — У нас там были слоны, коняшки, бегемоты и даже жираф. Правда, животных получилось больше, чем досок, и для всех домиков не хватило, потому что досок было всего две, — важно добавил он. — Мама, ты не представляешь, как у нас с Серёжей всё здорово вышло! Из пирамидок с кружочками на голове мы придумали сделать забор. Но тут из умывальника вернулся Вадик и начал переставлять всё по-своему. Серёжа его отпихнул, чтобы он ничего нам не ломал, а Вадик стал драться. Тогда я ему сказал, что он дурак, — честно выдал Миня, — а он почему-то обиделся, хотя ты и говоришь, что на правду обижаться нельзя.

— А плохие слова говорить можно?

— Как-то назвать его было нужно, а хорошие я тогда позабыл, — хитро извернулся Миша.

— И что же было потом?

— А потом в шахматы захотели играть все остальные, и разобрали все игрушки. Мне повезло, мамочка, я успел взять чёрную коняшку, она у меня из шахмат самая-самая любимая, — поделился радостью он. — А потом в группу пришла воспитательница и стала громко кричать и спрашивать, кто всё это сделал, ну, кто взял игрушки без спроса. — Для доходчивости Минька вытащил свою ладошку из маминой руки и, растопырив пальцы, важно помахал ею у себя перед носом.

— И ты сознался? — Люба с надеждой взглянула на юного оратора.

— Конечно, нет, мамочка, — просто ответил Миня, — но Вадька, за то, что я назвал его дураком, на меня нажаловался. Зоя Евдокимовна велела всем идти обедать, а меня оставила складывать шахматные игрушки обратно в коробки.

— Я надеюсь, ты выполнил её просьбу.

— Само собой. — Широко улыбнувшись, Миша взял Любу за руку и, подстраиваясь под её шаг, негромко добавил: — Только там было так много игрушек, что я подумал, что, если на одного коняшку в коробке будет меньше, Зоя Евдокимовна нипочём не заметит.

— И ты его украл? — ахнула Люба.

— Нет, я его взял на время, попользоваться, — замотал головой Миня, — а потом положил назад.

— Когда же ты его успел вернуть? — сопоставив рассказ сына со временем своего прихода в сад, усомнилась Люба.

— Я поиграл с ним в тихий час, когда все остальные спали, — похвастался он. — Воспитательница дождалась, пока мы все уснём, и ушла из спальни, а я начал потихоньку играть, потому что спать совсем не хотел.

— Потихоньку — это чтобы не разбудить остальных? — Представив маленького партизана, она не смогла удержаться от улыбки.

— Да вовсе не из-за этого, мама, — спустил её с небес на землю Миня. — Мне не хотелось ни с кем делиться. Сначала я играл просто так, без пользы, а потом увидел на столе воспитательницы крем и вспомнил, что ты всегда таким удобряешь руки. Тогда я встал, взял немножечко крема для коняшки и хорошенечко удобрил ей гриву, — с восторгом сообщил он.

— Удобряют землю, а руки мажут, — невольно засмеялась Люба.

— Хорошо, пусть — помазал, — согласно кивнул Миня. — Только ей это не понравилось.

— Почему ты так решил?

— Потому что она перестала блестеть, — вспоминая жирные отпечатки пальцев на лаковой поверхности красавца коня, Миша зашмыгал носом.