Почти насухо вытерев полотенцем воду с внешней стороны пакета, Наталья вывернула его наизнанку и, повторив операцию, аккуратно выровняла ножницами верхний край. Пройдя все этапы чудесного преображения, вымытый до скрипа, сухенький, ровненький пакетик стал выглядеть как картинка.
— Тё-о-о-мная ночь… — воспользовавшись тем, что «Маяк» взял минутный тайм-аут от вокала и занялся чтением писем благодарных радиослушателей, Наталья перешла с дуэтного исполнения песен на сольное. — То-о-олько пули свистят по степи… — Встав на цыпочки, она перекинула пакет для окончательной просушки через верёвку для белья, натянутую над газовой плитой и, зажав полиэтилен прищепкой, закрыла кран с водой. — Только ветер шумит в проводах…
Остановившись в проёме кухонной двери и тщательно соблюдая определённую им самим пропорцию приветливости и серьёзности, Крамской слегка растянул губы и сдержанно улыбнулся:
— Натусик, привет, а вот и я!
— Ой, как ты меня напугал! — приложив ладонь к груди, шумно выдохнула Наталья. Окинув Михаила взглядом с ног до головы, она мгновенно отметила сумку со свёртком в его руках, любезную предупредительность на лице — углы его вишнёвых, красиво очерченных губ пытались удержать в меру приветливую улыбку. Сложить одно с другим было несложно и, отведя глаза в сторону, Наталья незаметно усмехнулась. — А ты чего сегодня так рано, совещание отменили?
— Нет, совещание до сих пор идет, просто я что-то очень неважно себя почувствовал. — Брови Михаила страдальчески изломались, и, потихоньку вживаясь в роль, он действительно ощутил слабое головокружение и противное посасывание под ложечкой. Пробежав под кожей, мелкие мураши озноба ободрали его изнутри, и на глазах у Натальи лицо Крамского стало покрываться бледностью. Громко выдохнув, Михаил с удивлением ощутил, что в ногах появилась противная слабость и, держась свободной рукой за обеденный стол, медленно осел на стул.
— Что с тобой такое? — Глядя на расширенные зрачки и выступившие над губой мелкие бисеринки пота, Наталья почувствовала, как её уверенность в притворстве мужа начинает потихоньку таять. Конечно, причины его дурного самочувствия были известны ей доподлинно, но всё же… Чего в жизни не бывает? — Что у тебя болит-то, скажи толком. — Наклонившись к Михаилу, она озабоченно всмотрелась в его лицо.
— Ничего страшного, так, сейчас пройдёт. — Взвесив все «за» и «против», Крамской прищурился и, окончательно определившись, запустил ладонь под борт пиджака и слегка потёр левую сторону груди.
— Сердце? — испугавшись всерьёз, охнула Наталья.
Начёсанные колтуном, крашенные перекисью волосы женщины напоминали ворох беспорядочно торчащих птичьих перьев и, поглядывая на экстрамодную причёску жены, так не шедшую к её вылинявшим, почти бесцветным глазам, Крамской подумал, что, на его великое счастье, помимо «перьев» природа щедро наделила его дражайшую половину такими же куриными мозгами.
— Ничего-ничего, — откинувшись к спинке, Михаил болезненно прикрыл веки и, глядя из-под ресниц на перепуганное лицо жены, внутренне расслабился: скорее всего и на этот раз ему удастся обойтись малой кровью. Хорошо ещё, что Господь в последний момент передумал и заменил светлые мозги Евы добрым сердцем, иначе бедному Адаму пришлось бы совсем туго.
— Может, в «скорую» позвонить? — вдруг предложила Наталья, и глаза её слегка сощурились. — А что, ты молодой, они приедут быстро. Кардиограмму снимут, и всё тебе скажут, чего там и как.
— Зачем в «скорую»? Не нужна нам никакая «скорая», мне уже гораздо лучше, — забеспокоился Михаил. |