«Его дядя, безрукий еще с первой войны», — с трудом и с удивлением разбирал я Славкины каракули. Что он тут плетет, ведь у него же красивейший почерк!.. И вдруг я понял, что Славка пишет левой рукой!

— Что это? — спросил я.

Славка нервно перевернул лист и оглянулся.

— А-а, Гусь.

— Что это за писанина?

— Где?

— Да вон, которую ты перевернул.

— А, эта. — Славка опять перевернул лист и заскрипел стулом. — Это я тренируюсь.

— Левой-то?

— Да. — Он перестал мяться и спокойно пояснил: — Я теперь каждый день по пятнадцать минут пишу левой рукой.

— Зачем?

— Надо… Вот послушай. — Славка придвинул лежавшую сбоку открытую книгу и, мягко постукивая зубами, прочитал: — «Его дядя, безрукий еще с первой войны, часто сетовал на то, что в юности не научился владеть левой рукой так же, как правой — не испытывал бы он теперь неудобств и не злился бы попусту…» — Славка отложил книгу и с важностью посмотрел на меня, ну, мол, как, съел?

Но я ничего не понял и спросил:

— Ну и что?

— А то!.. Чтобы потом не сетовать, я сейчас учусь писать левой рукой.

Это было так неожиданно, что я сначала растерялся, потом пораженно воскликнул:

— Ты собираешься стать безруким?

— Нет, но в жизни все может быть… Бац — и оттяпает!.. Другой захнычет, а я спокойно левой, как правой!

Тут до меня все дошло.

— Да-а, — протянул я. — Тогда заодно учись и ногами писать, а то вдруг — бац! — и обе руки оттяпает! Другой захнычет, а ты спокойно достанешь обе ноги и — как ни в чем не бывало!

— А что? Вон в цирке ногами рисуют, — невозмутимо согласился Славка.

— Во-во! — подхватил я, начиная злиться. — И зубами научись тоже, на всякий случай! Вдруг и руки и ноги отлетят! Все будут хныкать, а ты достанешь зубы и — только держись!

Поняв, наконец, что я его разыгрываю, Славка улыбнулся:

— Ну-у, насочинял!.. Я ему про одну левую, а он и ноги, и зубы приплел.

Я тоже успокоился и, хлопнув его по плечу, сказал:

— Чудило, никуда твоя правая не денется, войны не будет, не беспокойся. Кончай, в общем, эту петрушку, пошли на улицу, Мирка зовет… Из книжек надо брать хорошее, а не всякую ерунду. Нашел же — если оттяпает! — Представив, как Славка ногами делает домашнее задание, я коротко усмехнулся, и вдруг толчок изнутри затряс меня в таком безудержно-издевательском смехе, что я насилу унялся, и то потому, что Славка начал хмуриться. — Извини, Славк… не могу… Ну, сам представь…

А заводить нашего друга было опасно.

Этот простодушный и тихий здоровяк мог любого из нас стереть в порошок и пустить по ветру, даже меня, дойди до этого, самого старшего в нашем кругу, но он был всегда до возмущения сдержан. То, что трижды взбесило бы Юрку или, положим, Борьку, Славку не трогало. И уж если кто сверх-сверх… Беда ждала того. Нет, он не дрался. Без криков и угроз, какие обычно бывают в потасовках, он внезапно стискивал противнику плечи своими ручищами и прикладывался головой. Раз он врезал Юрке по плечу, и тот с неделю постанывал, не поднимая руку. Втайне я опасался, что однажды разозлю Славку и буду валяться где-нибудь с проломленным черепом.

Хороший парень Славка. Хоть я чаще бывал с Борькой, но тянуло меня больше к Славке.

— Слушай, а чего это Мирка не лупасит в твое окно? — с многозначительным прищуром спросил вдруг я.