— Это ваши документы, разбирайте, — просто сказал я.

И перепархивая из рук в руки, билеты разлетелись. Я с удовольствием наблюдал, как девчонки рассматривали их и читали, шевеля губами. Это меня окончательно успокоило.

Вдруг Томка меня тихонько локтем — толк! — и шепнула, глядя поверх билета:

— Вов, паук!

Над Борькиной макушкой, в углу напротив, куда мы не тыкались рогожиной, серела зыбкая и густая, как марля, паутина, а на ней встревоженно замер паук, большой и противный.

— Черт с ним, — сказал я.

— Он Борьку не укусит?

— Такие на людей не нападают. Смотри лучше в билет. Видишь, какой девиз, какая печать!

Когда все сложили билеты вдвое, я продолжил собрание. Я сказал, что теперь мы не Ваньки да Маньки, а «Союз Чести», а я комиссар, что все мои приказы выполнять, хоть в лепешку расшибись, а чтобы девчонкам не было обидно, назначаю своим заместителем Мирку.

Народ одобрительно зашумел.

Конечно, я бы с радостью назначил Томку, но какой из нее заместитель, если еще неизвестно, какой она будет рядовой. И я, повернув голову, прямо заглянул ей в глаза, готовый выдержать укор, но взгляд ее не был укоризненным.

Переждав волнение, я объявил, что с завтрашнего дня будем собираться на крыше, а для этого сегодня мужская половина Союза проведет операцию «Лестница», и спросил у Славки с Борькой, добыт ли материал. Они ответили, что добыт, и я поздравил их с выполнением первого поручения.

— Есть вопросы? — спросил я.

— Есть, — сказал Борька, подозрительно перекосив рот. — Не вопрос, а предложение… Даже не предложение — приказ.

— Приказывать ты не имеешь права, — важно сказала Томка. — Только Вовка может приказывать.

— Вот он и прикажет, а я подскажу… Одним словом, завтра на крышу чтобы все принесли жратву! И сел.

Я было насупился, как и тот раз, когда он заикнулся об еде, но вокруг так дружно засмеялись и с таким жаром сразу заговорили, кто чем богат, что и я невольно прыснул и вдруг ощутил тайную сладость этого поднебесного обеда.

— Ну, комиссар, приказываешь? — спросил Борька.

— Приказываю.

— Ха-ха, Томуся, — уколол Борька.

На этом я закрыл собрание и распорядился приготовиться к операции «Лестница». Мирка вспомнила про своих гавриков и всполошенно унеслась. Поднимаясь, Томка шепнула:

— Вов, пусть это место всегда будет мое.

— Пусть, — ответил я тихо, довольный, что ей понравилось сидеть рядом со мной. А чем плохо? Я ее вон и насчет паука успокоил, я и комиссар, и вообще. И мне с ней приятно сидеть. Правда, нескладно получилось вначале, но ничего.

Мы вышли следом за девчонками и двинулись ко мне.

— А мне с вами можно? — вдруг спросил Генка. — Ну, на эту… на операцию?

— А ты разве не мужская половина? — спросил я.

Он покраснел и заулыбался. Дожил человек — рад, что его за мальчишку считают. Подожди, приучим. Это хорошая должность — быть мальчишкой!

В четыре часа, с шестью брусками, двумя молотками и горстью гвоздей мы направились ко второму дому. Договорились так: я и Борька бьем, Славка держит, а Генка подает. Во дворе — ни души, духота, солнце. Три пацаненка неподалеку развозили машинами золу от забора. Мы были почти у лестницы, когда черт вынес бабку Перминову, эту занозу. Увидев нас, она не пошла, куда хотела, а замерла, поставив на всякий случай одну ногу на ступеньку. Мы на нее — ноль внимания, свернули и живо взялись за работу. Такая стукотня поднялась, что загудела даже крыша, точно от радости, что вспомнили про нее.