Однако она понимала, что не может ни о чем спрашивать и что он ждет, когда она уйдет. Она с удовольствием осталась бы с маркизом, но подумала, что он, наверное, хочет побыть один.

Она отправилась в спальню, сняла амазонку, облачилась в платье свободного покроя и уселась у окна, выходящего в сад.

«Как бы я была счастлива в Тейне, — подумала она, — если бы маркиз не был таким суровым и не впадал бы в тоску от всего, что напоминает ему о подлости герцога».

Ей вспомнились широкие поля, раскинувшиеся до самого горизонта, которые она видела с опушки леса.

Это жестоко, подумала она, но он на самом деле должен быть благодарен Господу за то, что имеет.

Но она понимала, что никогда не сможет убедить в этом маркиза. Он никак не мог смириться с тем, что потерял; ничто не имело для него значения, ничто не интересовало его, кроме мести. Он думал только об одном — как одержать победу над герцогом и вернуть все то, что принадлежало ему по праву.

— Как бы я хотела помочь ему! — прошептала Фортуна.

Разве могла она представить себе, что чувствует мужчина, оказавшийся в подобной ситуации? Разве могла она ощутить ту горечь, которая, словно яд, отравила его кровь, искажая все, что он видел и делал, заполняя собой все его мысли?

— Помоги ему, Господи, прошу тебя, — молилась она.

Надо было найти способ излечить его, подобно тому, как Гилли лечила больных ребятишек в трущобах Уотерлеса.

Но Гилли частенько говорила ей:

— Болезнь ума гораздо труднее поддается лечению, чем болезнь тела.

А ведь маркиз страдал не от болезни ума, а от гораздо более страшной напасти — болезни души.

Да, она была права, сказав ему, что месть разрушает его душу! Но удастся ли ей найти средство, которое излечит его?

Она вспомнила, как много лет назад Гилли говорила о траве прощения. Фортуна не могла сейчас вспомнить, что это была за трава, но чувствовала, что именно она и нужна была сейчас маркизу — трава прощения, которая унесла бы прочь его тоску, его желчность и ненависть и подарила бы ему покой и счастье.

— Господи, подскажи, как мне помочь ему, — шептала Фортуна, — подскажи, что надо сделать.

Ей вдруг почудилось, что ее молитва вспорхнула, словно птичка, и полетела над садом, прямо к садящемуся за сосновым лесом солнцу, которое напомнило ей об Аполлоне. Она полюбила этого бога с тех самых пор, когда Гилли рассказала ей о нем, и подсознательно связала его с образом маркиза.

Неожиданно до ее ушей донесся шорох крыльев, и она увидела, что на подоконник приземлилась белая голубка. Она села, совсем не боясь Фортуны, и, наклоняя свою головку сначала в одну, а потом в другую сторону, глядела на девушку своими круглыми глазами-бусинками.

— Это знак свыше, что мои молитвы будут услышаны, — решила Фортуна.

Голубка расправила крылья. Снежно-белая на фоне зелени деревьев, она взмыла в небо и исчезла в лучах заходящего солнца.

— Мне будет указан способ излечения маркиза, я уверена в этом, — вскричала Фортуна.

Служанки принесли в ее комнату ванну, наполненную водой с розовым маслом, и, искупавшись, она вытерлась полотенцем, благоухавшим лавандой.

Затем она надела зеленое платье, обшитое по вороту и манжетам крошечными кружевными оборками, схваченными маленькими бантиками из зеленого бархата, и спустилась вниз.

Она думала, что маркиз еще переодевается, но он уже ждал ее в салоне.

Когда она вошла, он встал из-за стола, за которым что-то писал, и она увидела, что он одет в превосходно сшитый сюртук из изумрудно-зеленого атласа, сидевший на нем как влитой.

— Мы с вами похожи на лесных духов, — воскликнула Фортуна. — Неужели вы знали, что я тоже надену зеленое?

— Понятия не имел, — ответил маркиз.