— Я не могу позволить себе мадеру, которую ты пьешь.
Кейт засмеялась, удивив его.
— Не думала, что ты увлекаешься вином, — сказала она. Затем наклонилась вперед, глядя ему в лицо. — Сколько вам лет, мистер Ауберг?
— Не знаю, — сказал он, надеясь, что она уйдет.
— Ты выглядишь на все сто восемьдесят, но тебе ведь не столько? Ты неправильно относишься к жизни. Так сколько тебе? Тридцать? Сорок?
Бью не ответил. Он полагал, что его наглое молчание выведет капитана из себя и она ответит резким замечанием. Тогда он обидит ее нарочито подобострастными манерами. Может быть, после этого она уйдет.
Но Кейт не ушла.
— Ты здесь живешь? — спросила она, указывая на лачугу с лукавой улыбкой, играющей на ее губах.
— Это мое жилище вдали от моего дома, — сказал он.
— Ты имеешь в виду Новый Орлеан?
— Да!
— Ты сам это построил?
Бью ничего не ответил.
— Можно я загляну внутрь?
— Зачем?
— Мне хочется.
Он смущенно покачал головой.
— Почему я должен пускать тебя в свой дом?
Он почувствовал, что его язык стал неповоротливым, и подумал, возможно, это от плавания, утомившего его.
— Потому что это не твой дом, и, если ты не пустишь меня, я брошу эту бутылку в лагуну.
— А я думал, ты отхлестаешь меня плеткой, — сказал Бью, улыбаясь.
— Нет, я не буду делать этого.
— Это почему же?
— Тебе понравится наказание.
Бью внимательно посмотрел на нее. На ее лице сияла улыбка, беспутная, самонадеянная и высокомерная. Он взглянул на бутылку, которую она свободно держала в руке, и отступил в сторону, пропуская ее.
Внутри она заморгала от темноты, затем взглянула на тюфяк, на морской сундучок и свечу.
— Зажги свечку, — сказала Кейт.
Он хотел было послать ее к черту, но она смотрела на него с такой самоуверенностью, что он полез в сундучок за спичками. Чиркнув спичкой, Бью заметил песок, въевшийся в стены, и обтрепанные края тюфяка.
Он зажег свечу, и Кейт склонилась над тюфяком, осматривая простыни и одеяла.
— Насекомых, кажется, нет, — сказала она и снова повернулась к нему. — А как ты, Ауберг? На тебе нет насекомых?
— Нет, — сердито сказал он, но чувствовал, что это слабая злость, потому что Кейт парализовала его. Он чувствовал, что бесполезно сопротивляться твердой воле женщины, владевшей кораблем и командовавшей им. — Я живу на море, — сказал он, стараясь прийти в себя. — И много плаваю.
— И много пьешь. Ты еще не тонул?
— Нет еще.
Кейт похлопала по тюфяку. Эти хлопки тихо отдались в крошечной лачуге.
— Ты боишься? — спросила она небрежно.
— Мэм, вы вошли внутрь и видите, что здесь не на что смотреть, — сказал Бью. — Так что отдайте мне бутылку прямо сейчас.
— Конечно. Хочешь, я открою ее?
— Я сам могу сделать это.
— Нет, позволь мне. — Кейт села на край тюфяка и отвинтила пробку своими длинными сильными пальцами. Она открыла бутылку, понюхала сверху и приложила к губам. Она пила долго, большими глотками, и, когда протянула бутылку Бью, глаза ее покраснели и стали влажными. Она глубоко вздохнула и легла на спину, посмеиваясь.
Бью тоже улыбнулся в ответ. Ее наглость раздражала его, он понимал, что она хочет завести с ним дружбу, но не знает, как это делается, и потому прибегает к насилию. Однако он не понимал, зачем ей надо было связываться с ним.
Когда он выпил, она отодвинулась еще дальше назад на кровати и прислонилась спиной к стене. |