— Я пришел, как один из вас, как друг и брат, — проговорил Джек.

Лицо Нахилзи было непроницаемым. Он явно не одобрял появления Джека и сомневался в нем. Не сказав ни слова, Нахилзи повернулся и пошел прочь. Джек последовал за ним, остро ощущая разницу между этой встречей и приемом, оказанным его пару месяцев назад. Его конь нуждался в воде и пище, но никто не предложил позаботиться о нем. Кочис в угрюмом молчании сидел перед своим вигвамом. Он медленно поднялся, завидев Джека и Нахилзи. Он молча ждал.

— Колючки оказались слишком острыми, — заметил Джек, намекая на слова Кочиса о том, что нельзя бесконечно сидеть на изгороди, разделяющей мир белых и индейцев.

Кочис улыбнулся.

— Добро пожаловать. — Он правильно понял Джека. Они обнялись, однако Нахилзи ничуть не расслабился.

— Прости меня, — обратился он к Кочису. — Но Сальваж белый.

— Не оскорбляй моего брата недоверием, — уронил он. — Позаботься о его коне.

Нахилзи подчинился и ушел с рассерженным видом.

— Похоже, что все на пределе, — заметил Джек.

— Садись, — сказал Кочис. — Ешь. Пей. Мне достаточно, что ты здесь. Взглянув на тебя, я вижу, что в сердце ты апачи. Кровь не имеет значения. — Он махнул в сторону лагеря. — Мне не хватит пальцев, чтобы пересчитать всех воинов, в жилах которых не течет кровь апачей, но все они настоящие сыновья моего племени.

Джек осушил чашу хмельного напитка, которую первая жена Кочиса тут же снова наполнила, и жадно принялся за еду. Кочис молчал, глядя на далекие хребты. Закат окрасил небо в лилово-багряные цвета, казавшиеся особенно яркими на фоне выпавшего недавно снега.

— Что произошло? — спросил Джек, покончив с едой.

— В моем слове усомнились. Меня назвали лжецом. Меня — и мой народ — предали.

Джек внимательно слушал, пока Кочис рассказывал, как было дело. Вождь говорил бесстрастно, но глаза его гневно сверкали.

Четыре дня назад отряд кавалерии под командованием лейтенанта Баскома прибыл на перевал Апачи и разбил лагерь неподалеку от каньона Гудвина. Спустившись на перевалочную станцию, Кочис узнал у служащих, с которыми находился в дружеских отношениях, что военные направляются в Рио-Гранде, но Баском хотел бы повидаться с ним. Он будет ждать Кочиса в своей палатке, вывесив белый флаг. Эта деталь должна была насторожить вождя апачей. Зачем белый флаг, если они не находятся в состоянии войны? Но тогда эта мысль даже не пришла ему в голову.

Кочис отправился в лагерь вместе со своей второй женой, восьмилетним сыном, братом и двумя взрослыми сыновьями другого брата. Баском вывесил белый флаг на одной из палаток, куда их пригласили войти. Как вскоре выяснилось, все это было тщательно продуманным планом, чтобы заманить вождя в ловушку.

Баском потребовал, чтобы Кочис вернул сына Уордена и скот, угнанный во время налета. Это было равносильно обвинению в преступлении. Проигнорировав оскорбление, Кочис с достоинством заявил о своей непричастности к похищению и предложил оказать содействие в поисках и последующем выкупе мальчика. Баском пришел в ярость, дважды назвав Кочиса проклятым лжецом, а затем сообщил, что задержит его семью в качестве заложников, чтобы обменять на мальчика. Кочис мгновенно выхватил нож и вспорол палатку. Призвав своих родственников следовать за ним, он прорвался через ряды солдат и устремился в горы. Раздались ружейные залпы, Кочис был ранен, к счастью, легко, но больше никому не удалось бежать.

— Тем не менее я не собирался воевать с белыми, ибо понимал, что Баском — всего лишь наглый щенок, — сказал Кочис. — С несколькими воинами мы спустились к перевалочной станции, чтобы захватить заложников для обмена.