Изменить размер шрифта - +

Затем она громко, самыми последними словами обругала все светское общество в целом и тех старых злобных сплетниц, которые вечно во все суют свой нос. Они-то и постарались оклеветать ее перед королевой, прожужжав ей уши о якобы неблаговидном поведении леди Женевьевы.

Лакеи слушали все это, побледнев, глядя на свою госпожу широко раскрытыми, испуганными глазами, в то время как горничные, с любопытством выглядывая из спальни, тихонько хихикали, сгрудившись на верхней площадке лестницы.

Проклиная все на свете, леди Женевьева поднялась в свою спальню, где сорвала свой гнев, отхлестав по щекам молоденькую служанку и так ударив ту, что постарше, щеткой для волос, что она залилась слезами.

Тем не менее на губах ее играла легкая улыбка, и она выглядела совершенно очаровательно, когда спустя полчаса после этого ей доложили о приезде графа Хелстона.

Леди Женевьева спустилась в гостиную, переодевшись в новое платье из муслина, украшенное вышивкой, с бархатными вставками; через руку у нее была перекинута чудесная неаполитанская шаль, обшитая кружевами. В руке она держала Высокую шляпку с перьями и длинной вуалью, которая должна была легкими складками ниспадать на нежный подбородок, таинственно прикрывая верхнюю часть лица.

Граф Хелстон выглядел необыкновенно элегантно в своей отлично сшитой визитке с широкими отворотами; высокий белоснежный воротник подпирал его мужественный, точно высеченный резцом подбородок; он стоял на том же месте, где за полчаса до его прихода стоял лорд Мельбурн, поджидая ее у камина.

Взглянув на него, леди Женевьева впервые подумала, что между этими двумя мужчинами есть что-то общее.

В обоих чувствовалась непринужденность и спокойная уверенность в себе.

Это качество принято было называть французским словечком» insouciance»— беспечность, беззаботность, но не легкомыслие, а, напротив, — способность всегда смотреть жизни в лицо без страха и чувствовать себя хозяином положения, не испытывать замешательства и растерянности в любых, даже самых трудных обстоятельствах, не терять уверенности и самообладания, помогающих справиться со всем, что бы ни случилось.

Леди Женевьева прикрыла за собой дверь и остановилась, не двигаясь, молча глядя на графа Хелстона, стоявшего на противоположном конце комнаты.

Она прекрасно сознавала, что от его внимания не укроется элегантность и изящество ее наряда, ее строгий и правильный античный профиль и те глубокие переливы иссиня-черного и пурпурного оттенков, которые вспыхивали в ее чудесных волосах в потоках яркого солнечного света.

— Я так тосковала по тебе, Озри! — воскликнула леди Женевьева, стараясь придать своему голосу певучую мягкость и задушевность.

— Мне надо поговорить с тобой, Женевьева. Леди Женевьева подошла к нему ближе.

— Разве слова — это главное? — нежно спросила она, подняв к нему лицо, точно в ожидании поцелуя.

Он смотрел на нее сверху вниз жестким, непроницаемым взглядом.

— Сядь, Женевьева. Мы должны кое-что обсудить с тобой.

Ему показалось, что в глазах ее промелькнули страх и неуверенность. Однако она кокетливо пожала плечами, надула губки и грациозно опустилась на софу.

— Ну что, я жду, — произнесла она через мгновение вызывающим тоном.

— В последний раз, когда мы виделись, — начал граф, — ты говорила мне, что носишь под сердцем моего ребенка.

— Это правда, — ответила леди Женевьева с улыбкой. — Я думала, ты будешь рад иметь сына, который унаследует твое родовое имя и титул. Разве не об этом мечтает каждый мужчина?

— При некоторых обстоятельствах — да, — согласился граф. — Однако мне бы хотелось быть абсолютно уверенным, что ребенок — мой.

Быстрый переход