— Если вам понадобится моя помощь, милорд, позвоните, и я сразу приду.

— Я нисколько не сомневаюсь в этом, Трэвис, — ответил граф. — Спасибо тебе за все.

Камердинер помог ему раздеться и накинуть длинный роскошный халат, великолепие которого производило несколько странное впечатление в стенах маленькой, скромной гостиницы. Пройдя в спальню Калисты, граф проверил, приготовлено ли на ночь все, что может ему понадобиться, все ли у него под рукой.

Лекарства, прописанные доктором, выглядели не слишком аппетитно, но граф надеялся, что они окажутся весьма полезными.

На столике у кровати стоял свежеприготовленный лимонад на тот случай, если Калиста придет в себя и попросит пить; по настоянию графа хозяйка прислала только что сваренный, питательный бульон; его поставили в корзинку с сеном, чтобы он не остыл.

Граф прекрасно помнил, как голоден был Кентавр, когда девушка отослала лошадь в его конюшни, и он не сомневался, что она истратила все свои деньги, до единого пенни, прежде чем принять такое отчаянное решение и прийти на берег Серпентина.

Бульон, как сообщила хозяйка, был гораздо более питательный, чем полдюжины бифштексов, и, когда на кухне его сняли с плиты и поставили в корзинку с сеном, он еще кипел. Граф был уверен, что он еще не скоро остынет, не раньше, чем через несколько часов.

Калиста опять застонала и беспокойно задвигалась, разметавшись на подушках.

Она попыталась сбросить с себя одеяло, но граф бережно укрыл ее снова, зная, что тепло сейчас — самое главное для нее.

В небольшой спальне с низким потолком было довольно жарко, и ночь, к счастью, тоже стояла теплая.

После ухода врача граф побеседовал с Чарльзом Грином; от него он узнал, что ночью на той высоте, куда поднялся шар, было невероятно холодно.

Чарльз Грин и двое товарищей, летевших с ним, закутали девушку в теплые пледы, которые были у них с собой, а один из них даже отдал ей свой подбитый мехом шлем.

Граф от всей души поблагодарил воздухоплавателя; он понимал, что для аэронавтов Калиста была докучным бременем, лишней обузой, хотя Чарльз Грин иногда брал с собой в полет женщин.

Его собственная жена была опытным аэронавтом и сопровождала его почти во всех перелетах.

Воздухоплавателям не терпелось поскорее попасть в Париж, чтобы передать письмо лорда Пальмерстона министру иностранных дел Франции, а также вручить французским журналистам статьи и заметки с описаниями коронации, которые они привезли с собой специально для парижских газет.

Не успели они закончить свой обед, как в гостиницу прибыли высокопоставленные правительственные чиновники. Они обратились к мистеру Грину с приветствиями и заявили, что Париж восторженно аплодирует его новому достижению в воздухе, а премьер-министр готов принять его, как только он прибудет.

Все тут же засуетились, спеша поскорее уехать и не обращая больше особого внимания на Калисту; граф понял, что они рады избавиться от ответственности. Он подумал, каково пришлось бы ей, если бы его здесь не было.

Хозяин гостиницы и его жена сразу поняли, что перед ними аристократ и притом — человек не бедный, а потому просто из кожи вон лезли, чтобы ему угодить, ревностно выполняя все его распоряжения.

Не только его верный камердинер Трэвис вызывался дежурить у постели Калисты; свои услуги предлагала и горничная, и даже сама хозяйка. Но граф ни за что не хотел расстаться со своими правами, никому не уступая места у постели больной, твердо решив целиком и полностью взять на себя все заботы о ней.

Глядя, как тревожно она спит, как мечется на подушках, точно не находя удобного положения, он еще раз ощутил ее слабость и незащищенность.

И снова его захлестнуло такое страстное желание быть рядом с ней, защитить от всего на свете, какого он никогда прежде не испытывал. Он хотел уберечь ее не только от невзгод и лишений, от страдания физического, но и от сердечных мук и терзаний, от страдания душевного.