Изменить размер шрифта - +
Поэтому женщины плакали и припоминали все молитвы, которые деспотическая власть под лозунгом «Свободы, равенства и братства!» приказала забыть им.

Из запыленных углов опять были извлечены старые ломаные четки, и колени вновь преклонились перед незримым образом Господа.

«О Боже! Милосердный Боже! Не дай убежать этой женщине!»

«Пресвятая Дева! Матерь Божия! Сделай так, чтобы она не смогла убежать!»

Некоторые из них с рассветом, прихватив горячего супа или кофе, отправились к своим наблюдающим за тюрьмой мужьям.

– Ну как, ничего не видно?

– Женщину-то эту хоть видели?

– А в какой она камере?

– Почему они не покажут ее нам?

– А вы уверены, что она еще не сбежала?

Все эти вопросы, произносимые сдавленным шепотом, все больше и больше проникали в толпу вместе с паром, идущим от жестяных мисок. Но никто ничего толком не мог ответить, хотя Дезире Мелю и заявил, что среди ночи видел в одном из окон тюрьмы женское лицо. Однако поскольку он не мог ни описать лица этой женщины, ни даже указать точно окна, в котором видел ее, все решили, что ему это просто приснилось.

«Граждане Булони, просыпайтесь!»

Этот крик, доносившийся поначалу от городской ратуши, раздался теперь совсем рядом с собравшейся толпой, все лица которой были безотрывно обращены к тюрьме Гейоль. Никто и не спал, все были настолько измучены, что ни у кого не было даже сил оглянуться на крик.

«Граждане Булони, просыпайтесь!»

Это кричал Огюст Моло, городской глашатай, шедший по улице Домон с колокольчиком в руке в сопровождении двух парней из муниципальной гвардии. Огюст сам принадлежал к этой толпе, однако теперь, грозно прикрикивая: «Эй, прочь! Прочь! Дайте пройти, в конце концов! Дайте место!» – он энергично прокладывал себе дорогу локтями.

Он вовсе не был уставшим, поскольку прекрасно устроился при новом правительстве; он спокойно и громко храпел в эту ночь на своей подстилке в выделенной ему каморке на чердаке городской ратуши.

Толпа расступалась, пропуская его. Огюст от природы был высоким и здоровым, так что скудость выдаваемой ему правительством пищи лишь согнала с него лишний жир, проявив тем самым крепкую мускулатуру. Так что ему очень быстро удалось расчистить себе дорогу своими крепкими локтями и добраться до самых ворот тюрьмы.

– Эй, снимите мне это! – громко скомандовал он, указывая на прокламацию.

Гвардейцы тут же подскочили и сорвали ее, в то время как толпа взирала на происходящее с тупым недоумением.

Что бы все это значило?

Огюст Моло молча оглядел собравшихся.

– Дети мои, – сказал он, наконец. – Милые вы мои котятки. Проснитесь же наконец. Правительство Республики объявляет сегодняшний день днем радости и всеобщего веселья!

– Радости?.. Веселья?.. Когда каждый кормилец…

– Тихо, тихо! Молчите вы все! – закричал нетерпеливо Огюст. – Ничего вы не понимаете!.. Всему этому конец… Нечего больше бояться, что баба сбежит… Теперь все должны танцевать и веселиться… Сапожок Принцессы пойман этой ночью в Булони…

– Кто это – Сапожок Принцессы?

– Да это же тот самый таинственный авантюрист, что спасал от гильотины людей.

– Как? Герой?

– Да нет же, английский шпион, дружок аристократов… До кормильцев-то ему, небось, и дела не было…

– Он и пальцем бы ради нас не пошевелил.

– Как знать? – вздохнул чей-то женский голос. – Быть может, он как раз и пришел в Булонь, чтобы нам помочь.

– Как бы там ни было, он пойман, – поучительно заключил Огюст Моло.

Быстрый переход