Вслед за Дубусом я прошел в гостиную. Здесь тоже царили чистота и опрятность, хотя пошарпанная, в царапинах мебель была явно из комиссионки. По маленькому телевизору на полированном столике шло комедийное шоу. На стенках здесь тоже висели репродукции, но имелась и пара оригиналов, пейзажи. Один из них показался мне знакомым. Я подошел взглянуть. На нем сплошь тянулся лес — зеленая лента деревьев на фоне огненного заката, — но одно из деревьев было заметно выше остальных, а на его верхушке проглядывал крест. Справа внизу стояла подпись Дэниела Клэя. Галаад.

— Это он мне подарил, — пояснил Мейсон.

Он держался от меня через комнату — видимо, застарелая тюремная привычка, когда каждый из сокамерников отводит другому пусть и мелкую, но территорию, вторгаться в которую без спроса нельзя, иначе может случиться всякое.

— Интересно, за что?

— За мой с ним разговор о Галааде. Может, присядем? А то уставать я стал. Без лекарств вот не могу. — Он указал на флакончики с таблетками, стоящие на полке камина, в котором среди снопиков искр потрескивали три больших полена. — А меня от них в сон клонит.

Я сел напротив него на диванчик.

— Если хотите кофе, я сделаю, — сказал он.

— Да нет, спасибо.

— Ну ладно. — Постукивая пальцами по подлокотнику кресла, Дубус украдкой поглядывал на телевизор: видимо, я отвлекал его от вечернего просмотра. Наконец смирившись с тем, что в покое его не оставят, он нажал на пульте кнопку, и экран погас.

— Так что именно вы хотели бы узнать? — спросил он. — А то ко мне сюда, знаете, наезжают то студенты, то доктора. Так что спросить меня о том, на что я не отвечал уже сотни раз, у вас вряд ли получится.

— Мне бы хотелось знать, о чем вы беседовали с Дэниелом Клэем.

— О Галааде беседовали, — ответил Дубус. — Только про него я и говорю. В свое время провели со мной уйму тестов, показывали всякие там картинки, но теперь донимать вроде как перестали. Решили, наверное, что выведали обо мне все полезное.

— Вы считаете, в самом деле?

У Мейсона со звучным бульканьем дернулся кадык. Какое-то время старик на меня смотрел, после чего, очевидно, пришел к решению.

— Я бы так не сказал, — ответил он. — Они спрашивали, я отвечал, от сих до сих, не больше. Не думайте, что вам удастся выспросить что-то такое, чего не удалось им.

— А в чем был у Клэя интерес к Галааду? — спросил я, памятуя о том, что необходимо удерживать внимание Дубуса. Он хоть и сонный и таблеток наглотался, но все же еще начеку.

— Он хотел знать, как там все обстояло. Я рассказал ему, ничего не скрыл. Мне и утаивать нечего. И за наши общие деяния мне не стыдно. Это все было, — он скорчил неприязненную мину, — превратно понято, неверно истолковано. Выставлено инакой стороной, совсем не той, какой надо.

«Наших общих деяний». Неплохо сказано. Как будто речь шла о чем-то обоюдном, с взаимного согласия детей и взрослых, и таком же естественном, как рыбалка или сбор грибов с ягодами.

— Так ведь дети гибли, мистер Дубус.

Он кивнул:

— Это да, это точно. Худо. Такого не должно было произойти. Хотя речь шла лишь о младенцах, а времена у нас тогда были тяжелые. Можно сказать, легко отошли, блаженненькие.