Насчет конкретных обстоятельств пресса распространялась не особенно — у нас же газеты то как с цепи срываются, то вдруг осторожничают, — но мы-то по большей части были в курсе, что некоторые из детей, которым он оказывал помощь, впоследствии снова подвергались насилию. Встречались такие, кто хотел его, как видно, очернить, даже среди тех, кто не верил в его прямую причастность.
— У вас насчет этого есть какое-то мнение?
— Мнение? Их может быть только два: либо он был причастен, либо нет. Если да, то и добавить нечего. Если нет… Знаете, я не специалист, но, наверное, не так-то легко было разговорить тех детей о том, что им пришлось пережить. Причем уже изначально. Быть может, повторное насилие лишь, заталкивало их все глубже в свою оболочку. В самом деле, не могу сказать.
— Вы вообще были знакомы с Клэем?
— Так, пересекались то тут, то там. Помнится, один раз я пробовала завести с ним разговор на каком-то фуршете, но он в основном отмалчивался. Сдержанный такой, отстраненный человек, тише воды ниже травы. И впечатление было такое, что жизнь ему в тягость. Кстати, все это происходило как раз перед его исчезновением, так что в данном случае внешность, как говорится, не была обманчива.
Она отвлеклась, чтобы дать указание молодой ассистентке, вывешивающей у окна холст:
— Куда ты, это же вверх ногами!
Я поглядел на полотно, где изображалась вроде как слякоть, со всеми вытекающими. Ассистентка, накренив голову, посмотрела на холст, затем на меня.
— А вы откуда знаете? — спросил я.
Прозвучало как будто с эхом: оказывается, мы с молодой сотрудницей произнесли вопрос синхронно. Сотрудница улыбнулась мне, я ей. Наспех прикинув разницу в возрасте, я решил ограничивать себя улыбками тем, кто родился до восьмидесятого года.
— Филистеры, — усмехнулась Джун.
— Что это за картина? — поинтересовался я.
— Абстракция без названия.
— Получается, художник, вероятно, и сам не знает, что это?
— Не исключено, — сделала вывод Джун.
— Так я опять о Дэниеле Клэе. Вы говорите, люди, собирающие его работы, возможно, его знали. А кто конкретно, сказать не можете?
Галеристка отошла в угол и рассеянно почесала за ухом собаку. Та снова на меня гавкнула, чтобы я не тешил себя иллюзией о возможности к ним присоединиться.
— Один из них Джоэл Хармон.
— Банкир?
— Да. Вы его знаете?
— Наслышан, — ответил я.
Джоэл Хармон, отставной президент ИБП, Инвестиционного банка Портленда. В восьмидесятые значился в числе прокредитованных на реконструкцию Старого порта. Его снимки все еще иной раз всплывали в газетах, по большей части там, где затевалось какое-нибудь празднество в масштабах города. Обычно он представал на них с супругой и в окружении свиты из раболепствующих почитателей, донельзя возбужденных стойким духом свежих банкнот. Популярность Хармона во многом объяснялась его богатством, властью и той тягой, которой эти два элемента влекут обычно тех, у кого значительно меньше и того и другого. Ходил осторожный шепоток, что у него «глаз на женщин», даром что внешностью он заметно уступал своим вышеперечисленным достоинствам, нивелируясь до уровня где-то между «потянет с пивом» и «я столько не выпью». Хармона я видел в разных компаниях, но лично нас друг с другом не знакомили.
— Они с Дэниелом Клэем водили дружбу. Знакомы были, кажется, еще с колледжа. Я знаю, что Джоэл после смерти Клэя приобрел пару его холстов, а на протяжении их дружбы не раз получал картины от него в подарок. Видимо, прошел-таки тест Клэя на соответствие. Клэй был очень щепетилен насчет того, кому продавать или дарить свои работы. |