– Двадцать пять, – повторил Северин. – Круглая дата. Так вот, в тот день кто-нибудь звонил?

– Не то слово! – всплеснула руками Пырсикова. – Обзвонились! Наверное, все хотели поздравить.

– А что-нибудь ей передавали?

– Не-ет. Вот только одна старушка с таким дребезжащим голосом... Постойте, я же записала, у нее имя совсем простое... – Пырсикова бросилась искать на своем столе и нашла. – Вот! Анна Николаевна. Просила передать, что звонила и поздравляла. И еще мужчина какой-то звонил ближе к вечеру. Я его запомнила, потому что он перезванивал раза четыре.

– Не назывался, конечно?

– Нет, но мы с ним даже немного беседовали. Он явно был в курсе, что у Ольги день рождения, голос у него мне показался каким-то испуганным или встревоженным, что ли...

– Пырсикова, не фантазируй, – опять оборвала ее Петрова. – Небось это был тот самый, с которым она собиралась в ресторан.

Мы с Севериным многозначительно переглянулись, а Петрова, уловив, видно, наше переглядывание, сказала оправдываясь:

– Так ведь вас в основном предыдущие дни интересовали... Мы ее спрашивали, куда она вечером в день рождения денется – все-таки дата, а у нее-то коммуналка, скандалы с соседями постоянные. Лора, вон, даже к себе ее звала. Но Ольга сказала, что идет в ресторан, как она выразилась, в очень узком кругу. Я так поняла, что просто вдвоем с мужчиной.

– Вы хоть что-нибудь о нем знаете?

– Ни малейшего представления! Хотя... Как раз в тот день... В субботу... Она пришла в новом платье и с новой сумкой. Ну, мы, конечно, на нее накинулись, стали подкалывать: дескать, не иначе, как богатый любовник завелся. А она только смеялась и говорила: секрет, потом расскажу.

– И даже намека никакого – кто, что?

– Она, если честно, не очень любила про своих мужиков распространяться. Хотя наше бабье и пыталось из нее что-нибудь вытянуть.

– Слу-ушай, – вдруг округлила глаза Пырсикова. – Как же мы забыли? А в ее “дневнике” не могло быть про это?

– Могло, – задумчиво согласилась Петрова.

– Что за дневник? – спросили мы с Севериным почти хором. Дневник – это была бы просто редкостная удача!

– Это не совсем то, что вы подумали, – охладила нас Петрова. – Ольга, видите ли, постоянно писала, как она нам сообщила, “юмористическое повествование”. Она там изображала всех знакомых и сотрудников редакции, авторов и так далее. Нормальная графомания, конечно...

– Тата! – вскричала Пырсикова укоризненно.

– ...но есть забавные места, точные наблюдения. Она нам кое-что зачитывала. Смешно. Правда, по принципу Сквозиик-Дмухановского – до тех пор, пока не про тебя... Называлось все это “Дневник женщины”.

– А где эта повесть, у нее дома? – нетерпеливо спросил Северин.

– Нет, у Ольги не было машинки, и она перепечатывала здесь, вечерами. Кажется, рукопись лежала обычно в несгораемом шкафчике рядом с ее столом.

Мы всей гурьбой двинулись к лабиринту, когда неожиданно дверь в отдел резко отворилась и в комнату влетел низенький мужчина весь в белом. Белыми были куртка, джинсы, кожаные спортивные тапочки, даже кепка. В первый момент он показался мне толстым, но потом я разобрал, что это не так: мужчина был пухл. Из глубины заплывшего лица смотрели цепкие темные глазки. Эти глазки мгновенно обшарили комнату и зацепились за нас с Севериным. Какие-то доли секунды мне казалось, что он так ничего не скажет, повернется и уйдет. Но он перевел взгляд на Петрову:

– Она?

Та коротко кивнула.