— Вечер близится.
— В том-то и дело, что вечер, — подтвердил Данилов. — А с ним и пробки.
Дорога предстояла дальняя — на Ярославское шоссе. Другой край города. В эти места Данилова по работе заносило нечасто — или на обработку машины, или в детскую инфекционную больницу.
Выйдя на улицу из приемного отделения, Данилов и Вера, отвозившие бомжа, с наслаждением втянули в себя пыльный городской воздух.
— Нектар и амброзия! — высказалась Вера.
— Однозначно! — подтвердил Данилов.
У машины были открыты все дверцы — Петрович проветривал салон, изрядно пропитавшийся тяжелым Гришиным духом.
— Нам по-хорошему должны выдавать благовонные палочки, — сказал Петрович, смачно затягиваясь сигаретой и выпуская дым в салон, — для окуривания нутра после таких клиентов.
— Чьего нутра — твоего или автомобильного? — Вера не спешила усаживаться в салон, и Данилову пришлось легонько подтолкнуть ее.
— Вперед и с песней, — сказал он. — Негоже прохлаждаться около машины, если линейный контроль не заметит, то кто-нибудь из братьев-медиков настучит Центру, что мы на больничной территории отстаиваемся.
— На обработку? — Петрович закрыл задние дверцы и уселся на свое место.
Данилов кивнул.
— По кольцу или через город? — уточнил Петрович.
— Без разницы, — Данилов уселся поудобнее и прикрыл глаза. — Доедем — разбуди.
— А кто меня в пути развлекать будет? — возмутился Петрович. — Я ведь, глядя на тебя, сейчас сам засну за рулем.
— Тебе нельзя, — не открывая глаз, ответил Данилов. — Тебе, Петрович, доверены три человеческие жизни — две врачебные и одна фельдшерская. Ты никак не можешь заснуть за рулем. Ты ведь ответственный человек!
— В том-то и дело, что ответственный, — проворчал Петрович. — Радио не помешает?
— Наоборот, под него спится лучше.
Петрович включил негромко «Радио Шансон».
— На Таганке мы и застрянем, — вслух подумал Петрович и решил: — Поедем лучше по кольцу…
По кольцу тоже вышло не очень быстро. До пересечения с Шоссе Энтузиастов машины не ехали, а ползли. Потом удалось проехать с ветерком почти до самой Ярославки, но на подъезде к ней, из-за аварии, простояли в пробке минут сорок. Петрович к тому времени исчерпал весь запас ругательств и преисполнился смирения.
— Мы стоим, а смена идет, — сказал он проснувшемуся Данилову.
Чувствуя себя словно родившимся заново после недолгого, но глубокого сна, Данилов с чувством потянулся и констатировал:
— Жить можно!
— Жить нужно! — поправил его Петрович. — Тем более сейчас, когда до конца смены осталось всего ничего.
Данилов посмотрел на часы и промолчал. Половина смены была впереди. На ночь лучше не строить прогнозов. «Загад не бывает богат», — говорят в народе.
Сама процедура обработки не отняла много времени.
— Мыться будете? — спросила толстая краснолицая сотрудница, то ли медсестра, то ли санитарка, подошедшая к уже готовой для обработки машине — пустой, с наглухо закрытыми окнами.
— Нет, спасибо, — отказался Данилов и, обращаясь к Эдику, объяснил: — При желании всегда можно вымыться и даже обработать одежду.
— Тогда погуляйте пока.
Тетка подкатила к машине баллон, укрепленный на двухколесной подставке, надела извлеченный из кармана респиратор, приоткрыла одну из задних дверец, взялась за наконечник, всегда ассоциировавшийся у Данилова с брандспойтом, правой рукой просунула его в щель, а левой повернула вентиль на баллоне. |