Еще в первый день их путешествия, когда они уехали из деревни, где Тур оставил для них лошадей, Антония почувствовала утомленность: во-первых, она уже два месяца не ездила верхом, а во-вторых, сказывалась усталость, накопившаяся за время болезни герцога.

Они неслись вскачь и почти совсем не разговаривали. Наблюдая за мужем, ибо она все еще сильно беспокоилась о его здоровье, совершенно не думая о себе, Антония замечала, как напрягалась его спина всякий раз, когда вдали появлялись люди или возникало селение.

Донкастер избегал больших дорог, не без основания опасаясь встречи как с прусскими, так и французскими солдатами, отставшими от своих частей и мародерствующими в деревнях и городках.

«Они могут нас ограбить, — с тревогой думала Антония, — и отнять у нас лошадей». Она прекрасно понимала, почему герцог объезжает даже крохотные деревушки и предпочитает ехать среди полей.

За весь день пути они сделали лишь один краткий привал, чтобы подкрепиться. Из се дельной сумки Атол достал хрустящий французский хлеб, крестьянский пирог с луком, сыр и фрукты.

Еда была очень вкусной, и они вскоре почувствовали прилив сил и, отдохнувшие, двинулись в путь, но, когда пришло время обеда, они уже были слишком утомлены, чтобы ощущать голод, и смогли выпить лишь пару глотков вина.

Уже почти совсем стемнело, когда герцог остановил лошадь и сказал:

— Нам надо поискать место для ночлега, Антония, но боюсь, что сегодня придется расположиться в лесу.

— Мне кажется, что сейчас я засну на голом камне, — попыталась пошутить Антония — Ты устала? — спросил герцог, внимательно глядя на нее.

— Очень, — честно призналась она, — не меньше, чем вы.

На самом деле она очень беспокоилась о нем, зная, что дорога слишком утомительна для еще не вполне здорового человека.

Но она также знала, что раз он задумал уехать и вернуться домой, никто не в состоянии остановить Атола, а он ни за что не признается, что чувствует слабость или что едва зажившая рана причиняет ему боль.

Они остановились в небольшой роще среди полей, откуда видно было далеко вокруг, и герцог мог не беспокоиться, что солдаты подойдут незаметно и застанут их врасплох.

Расседлав коней и убедившись, что животные не смогут уйти далеко, Донкастер расстелил толстую попону на мягком слое мха и присел рядом с Антонией.

Она заметила темные круги у него под глазами и выражение озабоченности на лице.

— Если ты положишь голову мне на колени, — осмелилась предложить она, когда они закончили ужинать, — я помассирую тебе лоб.

— Ты ничем больше не будешь заниматься сегодня, Антония, — ответил герцог. — Ты ляжешь рядом со мной и будешь спать. На рассвете мы снова тронемся в путь.

Решив, что спорить бесполезно, Антония подчинилась.

Она лежала не шелохнувшись и наблюдала, как он беспокойно двигался, не находя удобной позы, но в конце концов усталость взяла верх и Атол уснул.

Она осторожно приподняла его, подложила руку ему под голову и прижала к своей груди. Легкими движениями касаясь его, Антония принялась массировать его лоб и виски, как она это делала во время его болезни.

«Возможно, это в последний раз, — думала она, — и больше я никогда не смогу прикоснуться к нему».

Она чувствовала, как напряженность покидает Атола, его тело расслабляется, и знала, что сон его становится глубоким и целебным и в такой момент он не может проснуться внезапно.

Поэтому она могла не торопясь целовать его волосы и губы и шептать ему о том, как Сильно любит его:

— Я люблю тебя, дорогой мой… Я люблю тебя!

Она все еще продолжала обнимать Атола, отяжелевшая голова которого покоилась на ее груди, когда вдруг подумала, что никогда до сих пор не была так счастлива, как сегодня.