Маделин заметила отслаивающуюся краску, но не придала этому значения; в конце концов, в этом не было ничего, с чем нельзя справиться с помощью небольшого усилия и нескольких галлонов краски. Вместо этого ее внимание привлекла крытая веранда с качелями, тянущаяся вокруг всего двухэтажного дома. У бабушки Лили была такая же веранда с качелями, на которых они коротали множество беззаботных летних дней под медленное поскрипывание цепей, пока они тихонько покачивались.

– Это напоминает мне о доме бабушки Лили, – сказала она, ее глаза снова стали задумчивыми.

Он открыл дверь с ее стороны и положил руки ей на талию, спуская ее из грузовика прежде, чем она успела соскользнуть на землю. Вновь совершенно изумленная, она быстро взглянула на него.

– Не хочу снова рисковать с этой юбкой, – почти рыча сказал он.

Ее пульс снова сбился.

Он потянулся в грузовик и одной рукой вытащил ее сумку, затем другой взял ее за руку. В дом они вошли через дверь черного хода, которая оказалась незапертой. Маделин была поражена тем, что он не чувствовал опасности, оставляя дверь открытой, когда собирался уезжать на целый день.

Черный ход вел в комнату, совмещавшую в себе прихожую и прачечную. Мойка и сушилка стояли вдоль стены слева, а правая стена была утыкана крючками, на которых висели различные шляпы, куртки, пончо и ярко-желтые дождевики. Разнообразные ботинки, в большинстве своем грязные, выстроились в линию на резиновом коврике. Прямо впереди, во всю ширину маленького холла, стояла полная ванная, что, как она поняла, было удобно, когда он приходил грязный с головы до пят. Он мог принять ванну, не растаскивая грязь или стекающую воду по всему дому, как произошло бы, если бы ему пришлось подниматься в ванную наверх.

Они повернули налево и оказались в кухне, большой, открытой, солнечной комнате с уголком, приспособленным для принятия пищи. Маделин с интересом смотрела на огромные приборы, которые в ее представлении не соответствовали тому, на что должна была походить небольшая кухня холостого владельца ранчо. Она ожидала чего-то меньшего и куда более старомодного, чем эта рациональная, укомплектованная аппаратурой комната.

– В доме десять комнат, – сказал он. – Шесть внизу и четыре спальни наверху.

– Это большой дом для одного человека, – прокомментировала она, следуя за ним наверх.

– Именно поэтому я хочу жениться, – заметил он так, будто объяснял, почему захотел глотнуть воды. – Мои родители построили этот дом, когда я был ребенком. Я рос здесь. Я хочу передать его своим собственным детям.

Она немного запыхалась и не только от подъема на лестницу. От мысли иметь от него детей она почувствовала слабость.

Он открыл дверь, расположенную сразу же наверху лестницы, и проводил ее в большую, приятную спальню с белыми занавесками на окнах и белым покрывалом на кровати с балдахином. Она издала тихий звук удовольствия. Перед одним из окон стояло старое кресло-качалка, а гладкий деревянный дощатый пол покрывал коврик, несомненно, ручной работы. Сам пол стоил маленькое состояние. Все очарование комнаты заключалось в ее простоте, никакие безделушки не выделяли ее. Но он жил здесь один, напомнила она себе; личные вещи должны были находиться в комнатах, которыми он пользовался, а не в пустых спальнях, ожидающих, когда их заполнят его дети.

Он прошел мимо нее и опустил сумку на кровать.

– Я не могу освободиться на весь день, – сказал он. – Хозяйственные работы должны быть сделаны, поэтому я вынужден предоставить вам некоторое время развлекаться самостоятельно. Можете отдохнуть или заняться чем-то другим, на ваше усмотрение. Если желаете освежиться, ванная прямо внизу в холле. В моей спальне есть отдельная ванная, поэтому не стоит волноваться о возможности столкнуться со мной.

Она мгновенно поняла, что не хочет остаться одна и до конца дня бить баклуши.