Изменить размер шрифта - +
Он хотел подтянуть ее под себя, раздвинуть ноги и проникнуть в ее тело, заставить Маделин признать, что она все еще любит его и охотнее будет с ним, чем в любом другом месте.

Он не понимал, почему она не уехала в Нью-Йорк, почему доехала только до Крука и остановилась, зная, что он скоро найдет ее. Черт, убежать в Крук, означало не убежать вовсе, это было просто небольшим перемещением вдоль дороги.

Единственный ответ заключался в том, что она никогда не стремилась возвращаться в Нью-Йорк. Она не хотела в большой город; она хотела убежать только от него.

В голове Риза закружились воспоминания обо всем, что он высказал ей, и он едва не вздрогнул. Она тоже помнила каждое слово; она даже цитировала ему некоторые из них. Она говорила, что он пожалеет о сказанном, но он был слишком разъярен, чувствовал себя слишком обманутым, чтобы обратить на это внимание. Ему следовало помнить, что Мэдди давала так же много, как и получала.

Она легко могла уехать в Нью-Йорк; на ее счету было достаточно денег, чтобы она могла делать все, что захочет, а Роберт, несомненно, был бы рад ее возвращению. Итак, если она осталась, то только потому, что ей нравилось жить в Монтане. Даже вопрос мести мог быть так же легко разыгран из Нью-Йорка, как и из Крука, потому что наказанием ему было ее отсутствие в его доме. Пустота в нем сводила его с ума.

В конце концов, она вернулась с кофейником, чтобы снова наполнить его чашку, и спросила:

– Хочешь к нему кусок пирога? Он сегодня со свежим кокосом.

– Конечно. – Это даст ему повод остаться подольше.

В конечном счете, кафе должно было немного опустеть. У посетителей имелись другие необходимые дела, а Риз не сделал ничего достаточно интересного, чтобы заставить их задержаться. Когда Маделин подошла, чтобы забрать его пустое блюдце из-под десерта и снова наполнить кружку, она спросила:

– Разве тебе нечем заняться?

– Есть, и многим. Коровы родили своих весенних телят.

Ее глаза зажглись всего на секунду; потом она пожала плечами и отвернулась. Он произнес:

– Подожди. Сядь на минутку и отдохни. Ты на ногах с тех пор, так как я пришел сюда, а это было… – Он замолчал, проверяя время. – Два часа назад.

– Сегодня выдалось беспокойное утро. Ты же не перестаешь заботиться о стаде только потому, что хочешь отдохнуть, не так ли?

Вопреки желанию, он не смог сдержать усмешку от ее сравнения клиентов со стадом.

– Как бы там ни было, сядь. Я не собираюсь кричать на тебя.

– Ну, это что-то новое, – пробормотала она, но, тем не менее, села с противоположной от него стороны и вытянула ноги, опусти их на сиденье рядом с ним. Он поднял ее ноги и положил себе на колено, растирая под столом икры и твердо удерживая Маделин на месте, когда она автоматически попыталась вырваться.

– Просто расслабься, – спокойно сказал он. – Тебе обязательно оставаться на ногах так долго?

– На ранчо я тоже была бы на ногах. Ты же знаешь, сидя я не готовлю. Я чувствую себя прекрасно. Я всего лишь беременна, а не инвалид. – Но она закрыла глаза, когда его пальцы начали массировать ее утомленные мускулы; он хорошо умел касаться, научившись этому за годы одинокой работы с животными.

В кровати он тоже умел хорошо касаться. У каждой женщины должен быть такой любовник, как Риз, дикий и голодный, настолько же щедрый, насколько требовательный. Воспоминания лавой слились в ее животе, бросая в жар, и она распахнула глаза. Если она позволит себе думать об этом слишком много, то окажется у него на коленях раньше, чем сообразит, что делает.

Риз произнес:

– Я хочу, чтобы ты пошла со мной домой.

Если бы он был требовательно-сердитым, она могла бы встретить его своим собственным гневом, но его тихий тон приглашал, а не требовал.

Быстрый переход