Изменить размер шрифта - +
 – Кабы богат был, такую б, как ты, в жены бы взял… ну или рабу бы купил синеокую. Куплю ишшо. Или женюсь. Скоро.

– Ишь, купит он… Лучше женись, чудо! Вот что я тебе скажу. – Тяка спрятала улыбку. – Коли я проиграю – разденусь вся, а коли ты…

– И язм тоже разденусь!

– Нет уж, ненадобно мне такого счастья. Если проиграешь – мобильник мне принесешь, понял, да?

– Все, что скажешь, принесу, хоть звезду с неба!

– Ну, вот и договорились. Ну, давай, начинай.

– Ну и песня! – восхитилась Женька. – Прямо рэп какой-то, особенно вот это – на дев-кин лен поли-вай вед-ром! Здорово! Я про дождь тоже знаю… ммм… не попутать бы слова… а, все равно:

Следующую песню Гречко затянул про девчонок – сексуальную:

Женька в ответ:

А паренек:

Эта песня Тяке понравилась – мотивом рок-н-ролл напоминала, веселая! Девушка даже кедом в такт притоптывала, подпевала:

Не услышали, как по крыльцу прогремел сапогами Стемид, заглянул в горницу:

– Веселитеся?

И нельзя сказать, чтоб со злобой сказал, нет, вполне обычным тоном, однако Гречко сразу осекся, с лавки вскочил, да бочком-бочком – к двери. Тут бы и выскочить – да нет, не успел – оп! Стемид ловко руку вытянул, да за шиворот – хвать!

– Скажи там, пусть носилки готовят, да поживее!

– Скажу, господине…

– Так беги! А ты, – варяг перевел взгляд на узницу. – Поедем сейчас в одно место. От того, как там себя поведешь, жизнь твоя зависит, смекай. Собираться тебе нечего, одежки путней нет, так что пошли, неча сидети. Мыслю, носилки да вои нас уже дожидаются… а нет, так велю Гречку-прощелыгу выпороть, да так, чтоб сидеть не мог! Песни петь – пой, но и дело делай.

С кондовой правдой сих слов девушка не могла не согласиться, впрочем, никто ее и не спрашивал.

Во дворе уже дожидались носилки, настоящий паланкин, с резными позолоченными ручками и закутанной полупрозрачной тканью кабинкой-кибиткой, с четырьмя дюжими молодцами носильщиками, русобородыми, в синих с вышивкою рубахах, в этих вот кожаных полусапогах-полулаптях, какие тут почти все носили.

– Ромейские! – кивнув на носилки, похвастал Стемид. – Залазь.

Женька юркнула в кибитку, паланкин тут же подняли, понесли. Прикольно оказалось ехать, мягко, плавно и… как в лимузине с затемненными стеклами – ты всех видишь, а тебя – никто.

Вся извертелась пленница, на город, на прохожих смотрела, на воинов с копьями, что позади да впереди за варягом молодым шли. Дивилась, восхищалась искренне – ну надо же! Избы бревенчатые, хоромы, частоколы, стена – крепость – каменная – а какие костюмы у иных! Любая телегламурка обзавидуется. Такие ткани в магазине днем с огнем не найдешь. Сколько труда во все, сколько денег вложено.

А этот Стемид – или как там его по-настоящему – тип напрочь криминальный. Наверное, про нож не шутил. Угрожает, блин, козлина. Интересно, где второй, старый – Довмысл. Воевода чертов!

Мимо пробегали какие-то люди в плащах и без плащей, просто в длинных рубахах, пару раз кортеж обогнали всадники, что-то весело крикнули Стемиду – наверное, знакомые. Женька, наверное, сейчас сильно удивилась бы, если б из-за угла показался автомобиль или автобус, или хотя бы просто человек в пиджаке или джинсах… хорошо б – с прижатым к уху мобильником.

Мечты, мечты… С другой стороны – а ведь почти привыкла уже.

Улицы, переходя одна в другую, вывели паланкин на торговую площадь, Женька ее уже видела и посматривала по сторонам уже без прежнего любопытства – подумаешь, шляются тут всякие, орут, друг на друга наезжают, делают вид, что торгуются.

Быстрый переход