Мейсон схватил ее за руку, чтобы она не упала.

— Все еще плохо себя чувствуешь?

— Убирайся, — сказала Элизабет, вырвав у него руку. В голове у нее стоял шум, и слова прозвучали неубедительно.

Мейсон наклонился к ней и прижался ртом к ее шее. Его усы, защекотав ее кожу, вызвали у Элизабет приступ тошноты.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я ушел, — произнес он томно. — Я нужен тебе, Элизабет. Тебе нужно то, что я могу тебе дать.

У нее свело живот.

— Я закричу! Если не уйдешь сию же секунду, клянусь, я переполошу весь дом…

Мейсон тихо рассмеялся. В свете лампы, стоявшей на ночном столике, его глаза блеснули огнем сладострастия.

— Возможно, время еще не пришло. Но скоро, очень скоро я приду, и ты примешь меня, Элизабет. У тебя не будет иного выбора.

«У тебя не будет иного выхода…» Боже милостивый! Слова эти прозвучали с такой убежденностью, что у нее волосы на голове встали дыбом.

— Убирайся!

— Спокойной ночи, дорогая! — Мейсон улыбнулся. — Увидимся утром.

Он вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь, а Элизабет осталась стоять в неподвижности. В голове стучало, с новой силой прихлынула тошнота. Осев на банкетку, она попыталась успокоиться. При мысли о Джереде и грозящей ему опасности ее глаза наполнились слезами.

Дом стал опасным местом для них с сыном. Время пришло. Пора было уходить.

Не обращая внимания на пульсирующую боль в голове, Элизабет призвала на помощь всю свою силу и решимость. Встав со скамеечки, подошла к шнуру колокольчика и позвонила Софии, своей служанке. Затем, преодолевая новый приступ тошноты, она пошарила под кроватью, вытащила оттуда тяжелую кожаную сумку и поставила ее на пуховой матрас.

Зевая, в комнату вошла заспанная Софи с торчащими во все стороны темными волосами.

— Вы звонили, миледи?

— Мне нужна твоя помощь, Софи. Я уезжаю.

Зеленые глаза девушки расширились.

— Сейчас? В середине ночи, миледи?

— Поднимись наверх и разбуди миссис Гарви. Скажи ей, чтобы она одевалась. Мы немедленно уезжаем. Пусть соберет сумку для себя и Джереда. Скажи еще, чтобы ждала меня внизу у двери, ведущей в каретный сарай.

Осознав серьезность намерений хозяйки, Софи выпрямилась.

— Как будет угодно, миледи.

— Когда справишься со всем, ступай на конюшню и скажи мистеру Хоббсу, чтобы приготовил мою карету. Малую. Только пусть он не подгоняет ее к парадному входу. Скажи, я сама к нему приду.

Софи уже повернулась, чтобы бежать исполнять поручения, когда Элизабет крикнула ей вдогонку:

— И никому больше не говори о моем отъезде!

Маленькая горничная все поняла и, сделав торопливый книксен, бросилась к двери. Она и сама недолюбливала Мейсона Холлоуэя, хотя никогда этого не говорила. К моменту возвращения горничной Элизабет уже оделась в простое черное шерстяное платье. Ее волосы были собраны на затылке в тугой узел, и под подбородком завязаны ленты безупречной черной шляпки.

— Помоги мне с последними пуговками, — попросила Элизабет горничную, поворачиваясь к ней спиной.

Когда все было готово, Элизабет сняла с крючка рядом с дверью черную шерстяную шаль и накинула себе на плечи. Даже от столь незначительного усилия ее качнуло.

Софи в тревоге бросилась к хозяйке:

— Миледи!

— Со мной все в порядке. Обещай только, что до утра никому ничего не скажешь.

— Конечно. Можете довериться мне, миледи. Умоляю, будьте осторожны.

Элизабет улыбнулась, тронутая преданностью девушки:

— Я буду осторожна.

С сумкой в руках она направилась к лестнице для слуг и вскоре оказалась у двери, ведущей на конюшню.