Он поцеловал ее в губы коротким, легким поцелуем и улыбнулся ей. Ни один мускул не дрогнул в его лице – он улыбался своей невесте, своей жене. По собору пронесся шепот, словно все разом вздохнули.

Саманта улыбнулась ему в ответ.

Иной раз счастье схоже с агонией. Он открыл это в тот день, когда она приняла его предложение. Но бывает, оно становится источником такой чистой радости, что ты не можешь удержать ее внутри, она обрушивается водопадом.

Они расписались в книге записей гражданского состояния. Торжественно заиграл орган, маркиз подставил своей жене левую руку, она оперлась на нее, и они пошли по проходу, по которому она совсем недавно шла со своим дядей. Маркиз взглянул на Саманту – она улыбалась, и щеки у нее зарозовели. Он улыбался дамам и джентльменам, стоявшим по обе стороны прохода. Знаком он был с очень немногими, но в последние месяцы часто видел эти лица. Весь лондонский бомонд. Леди Брилл с покрасневшими глазами и дрожащей улыбкой. Ухмыляющийся и подмигивающий Джерсон. И Лайонел с непроницаемым лицом.

Они вышли из собора, звуки органа стихли. Невдалеке от экипажей, ожидающих своих хозяев, собралась небольшая толпа. Сейчас из собора хлынут все зрители и начнется давка. Хартли протянул свою негнущуюся правую руку и положил на руку Саманты.

– Саманта Уэйд, маркиза Кэрью! – Он хотел первым – после священника – произнести вслух ее новое имя. – Вы так красивы, что словами невозможно описать вашу красоту!

– Но вы это сделали, маркиз. – Саманта засмеялась. – И вы очень красивы, Хартли!

«Это любовь делает меня таким в ее глазах», – с нежностью подумал Хартли.

И тут их уединение было нарушено.

* * *

Бальный зал в доме Кэрью на Стенхоуп-гейт был огромным, но даже он казался переполненным. Столы стояли во всю его длину, весь высший лондонский свет собрался за свадебным завтраком. Саманта сидела рядом со своим супругом, тихая и молчаливая. Она все еще не могла до конца осознать, что произошло. Она вышла замуж. Хартли – ее муж.

Вчера она измучилась от нерешительности, она чувствовала себя буквально больной. Ее три раза вырвало, и она заметила на себе испуганный, задумчивый взгляд тетушки. Но это было чисто нервное, какие-то последние сомнения. Правильно ли это – выходить замуж из соображений «удобства»? Ради того, чтобы чувствовать себя в безопасности? А может быть, жизнь все же предлагает ей любовь? Слишком поздно будет открыть это после завтрашнего дня.

Тете Агги она сказала только про нервы. Ей пришлось что-то ответить тетушке, потому что та прямо спросила ее, не связано ли ее нервное состояние со страхом перед брачной ночью.

«Если это так, – несколько разочарованно заметила тетушка, после того как Саманта заверила ее, что подобного страха она не испытывает, – тогда я не стану объяснять тебе, что ты должна ожидать от брачной ночи. Не имею никакого желания усугублять твои страхи, дорогая, но все же надо быть к этому готовой».

И все же она, как и предупреждала Дженни, прочла Саманте целую лекцию. Саманта краснела, слушая подробное бесстрастное описание самого процесса, – о каких-то вещах она и не подозревала. Но слушала вполуха, все еще мучимая своими сомнениями.

В последние две недели Лайонел танцевал с ней дважды. Он был бледен, напряжен, очень серьезен и, как всегда, необыкновенно красив. И ни слова не сказал о предстоящей свадьбе. Он вообще почти не говорил, то есть не произносил слов. Зато его голубые глаза говорили очень много. И отчего-то во время этих двух танцев – конечно же, это были вальсы – она не могла заставить себя не смотреть ему в глаза.

Он вел себя очень благородно в эти последние две недели. Столь же благородно, как Фрэнсис, Джереми, сэр Робин и все остальные ее поклонники и друзья.