— Он опытный воин, и ему я доверяю, — продолжил княжич, повернувшись к отцу, глядя прямо ему в глаза, выказывая твёрдую решимость.

Уже давно вырос и сам может решать, как ему поступать. От него не ускользнуло, как по лицу Мстислава прошла судорога, вспыхнула и тут же потухла смута, отец совладал со своими чувствами, уступил.

«Пусть устраивает опалу черни. С него довольно», — Дарко с раздражением отвёл от отца глаза, подхватывая увесистый ценный узелок, взвесил в руке — четверть пуда, не меньше. Так и казну недолго расточить, если каждой знахарке столько кунов отсыпать. Впрочем, ему безразлично. Он сильно устал от всего этого. Распахнув налатник, сунул плату подальше от глаз.

— Если всё сложится, вернусь к новолунью, — буркнул он.

Мирогост, что сидел всё это время в стороне, поднялся и прошёл к Дарко, сжимая дубовую палку в кулаке. И зачем она ему нужна? Старцем Мирогост не был — в расцвете сил, пусть у висков и простреливала прядями седина. Только умудрённые глубокими знаниями синие глаза делали его стариком. Он, сунув руку за длинный, в пол, балахон, достал из-за пазухи что-то, положил связку, оказалось, оберегов, на стол.

Повисла тишина. Мужчины долго смотрели на них, даже Волот на миг ожил, склонился, рассматривая железные и костяные подвески. На некоторых были начертаны руны, на других лунницы — обереги, дающие носительнице немалую женскую силу. Дарко они были все знакомы, ведь именно он забрал их у бабкиной помощницы и привёз сюда. Мирогост попросил их, чтобы выведать что-то о девках.

— Отдай это внучкам ведуньи Бреславы, они должны принадлежать им, — пояснил сухо волхв, знать больше неразузнал ничего важного.

Дарко быстро сгрёб со стола подвески, вложил их в глубокий потаённый карман, туда, где лежали куны, что дюже оттягивали кафтан, поднялся. Волот не отступил, и Дарко вблизи мог лучше рассмотреть брата. И не увидел ничего доброго, только черноту глаз и бледное, обросшее тёмной щетиной лицо.

— Спасибо, — сказал вдруг он грудным голосом.

Дарко долго посмотрел на Волота, не ожидав услышать от него какой-то благодарности, но ответить ему слов не выискал. Поклонившись отцу и Мирогосту, пошёл прочь.

Верно, не наладятся отношения меж ними, и как раньше, никогда не будет — это Дарко понимал отчётливо, а причину тому понять не мог.

Сборы в дорогу прошли быстро, уже к обеду готов был отъезжать. Не успел Дарко снарядиться, как прибежал Мерята, доложил о том, что Полад ожидает уж во дворе. Княжич спустился на площадку, где уже толпились у ворот гридни, прошёл через ряд белокаменных столбов под деревянными навесами. Вдохнул свежий, пропитанный запахом прогоркшей листвы воздух, и сделалось на душе куда отраднее, да после пасмурного дня небо золотилось разводами лёгких облаков, как грядами белой пены на синей глубине.

Полада он нашёл у конюшен. Друг выглядел весьма неважно, помятый и, верно, злой.

— Ты бы хоть предупредил, что в дорогу нам так скоро предстоит трогаться, я бы так не надрался вчера, — скривился он в вымученной улыбке.

Дарко и запамятовал, что оставил волынянина на пиру, да ещё и просил чернавку досыта накормить и напоить гостя.

— Прости, — сделал попытку оправдаться. — В последнее время сам не понимаю, что творится вокруг, — оглядел он пустующий двор.

Мстислав и Волот не выйдут его провожать, и напрасно ждать их, задержится только. Чем скорее отыщет девок, тем быстрее вернётся, может, до первого снега успеет.

Полад плотнее укутался в кунью накидку, взявшись по привычке за рукоять меча.

— Как же звать-то невесту? — не сдержал любопытства волынянин.

Дарко бросил короткий взгляд на друга.

— Не знаю, — ответил честно, оставив друга в некоторой оторопи, и шагнул в сторону ворот.