Бланш была принуждена продолжать этот разговор.

— О! — сказала она, трепеща всем телом. — Уверены ли вы, что Бог дал вам право поражать так?

— Разве Бог не поражает Сам?

— Да, но Он видит далеко за пределы жизни, тогда как человек, убивая, не знает ни того, что он делает, ни того, что он отнимает.

— Пусть так, прекрасно. Душа бессмертна или она не бессмертна. Если тело — только материя, то разве преступление отдать материи немного раньше то, что Бог ей предназначил? Если же душа — обитатель в теле, и эта душа бессмертна, я не могу убить ее: тело только одеяние, которое я снимаю с него, или, вернее, темница, из которой я освобождаю ее. Теперь послушайся совета, ибо я хочу тебе дать один: храни твои философские размышления и твои товарищеские аргументы для защиты своей собственной жизни, если бы тебе пришлось попасть в руки Шаретта или Бернара де Мариньи, то они не были бы более милостивы к тебе, чем я к их собственным солдатам. Что касается меня, то, я надеюсь, что ты уже раскаялся в своих словах и не посмеешь повторить их в моем присутствии. Помни же об этом.

И он ушел.

Наступило недолгое молчание. Марсо положил свои пистолеты, которые он зарядил в продолжении этого разговора.

— О! — воскликнул он, указывая на них пальцем. — Никогда человек, сам не сознавая того, не был так близок к смерти! Вы знаете, Бланш, если бы хотя один жест, одно неосторожное слово показали, что он вас узнал, я размозжил бы ему череп.

Она не слушала его. Единственная мысль занимала ее: этому человеку было поручено преследование остатков армии, которой командовал маркиз де Болье.

— О! Боже мой! — сказала она, закрывая руками лицо. — О! Боже мой! Подумать только, что мой отец может попасть в руки этого тигра; что, если он попал в плен сегодня ночью, возможно было бы, что там, на площади… Это возмутительно, это ужасно! Нет разве больше жалости на свете? О, простите, простите меня! — обратилась она к Марсо. — Кто больше моего должен знать противное? Боже мой! Боже мой!..

В это мгновение вошел слуга и доложил, что лошади готовы.

— Едемте, ради Бога, едемте скорей! Здесь воздух, которым мы дышим, напоен кровью.

— Едем, — отвечал Марсо.

И все трое немедленно спустились вниз.

III

У дверей Марсо нашел отряд в тридцать человек, на лошадях, которых прислал главнокомандующий, чтобы проводить его до Нанта. Несколько времени Дюма ехал вместе с ним; но, не доезжая одного лье до Шоле, Марсо настоятельно убедил его возвратиться; немного дальше — и было бы уже опасно возвращаться одному. Он распрощался с ними, пустил лошадь в галоп и вскоре скрылся за поворотом дороги.

Притом Марсо хотелось остаться одному с молодой вандейкой. Она обещала ему рассказать историю своей жизни, и ему показалось, что эта жизнь должна быть очень интересна. Он подъехал к Бланш.

— Итак, обратился он к ней, — теперь, когда мы успокоились, и нам предстоит долгий путь, поболтаем, поговорим о вас. Я знаю, кто вы, но и только. Каким образом вы очутились в этой компании? Откуда у вас явилась привычка носить мужской костюм? Говорите: мы, солдаты, привыкли слышать речи краткие и суровые. Расскажите мне поподробнее о себе, о вашем детстве, я очень прошу вас.

Сам не зная почему, Марсо в разговоре с Бланш не мог употреблять современный республиканский язык.

Тогда Бланш рассказала ему свою жизнь; как ее мать умерла молодой, оставив ее на руках маркиза де Болье; как ее воспитание, данное мужчиной, приучило ее к упражнениям, оказавшимся ей такими полезными и позволявшими ей сопровождать отца, когда вспыхнуло восстание в Вандее.

Она развернула пред ним все события этой войны, начиная бунтом в Сен-Флоране и кончая сражением, где Марсо спас ей жизнь.