Он ощутил прилив безумной радости, когда услышал одобрительное восклицание, слетевшее с ее уст при виде апартаментов. И действительно, сейчас Флер, внезапно очнувшись от своих кошмарных мыслей, на несколько мгновений оживилась, разглядывая это очарование, придуманное и воплощенное молодым художником. Несмотря на горе и глубочайшее отчаяние, ее женская сущность была полностью покорена тем, что открылось ее взору. Эта роскошная кровать, покрытая кружевным покрывалом, амурчики в изголовье, держащие лампадки, расписной потолок, а вокруг, повсюду… нежно пахнущие фиалки… фиалки для нее, ковер из фиалок, по которому она ступала. Какая очаровательная идея!

— Это и вправду восхитительно, — прошептала она, и ее щеки слабо порозовели.

Певерил низко поклонился. От радости он был готов целовать ей ноги.

— Я вознагражден… нет, более того… одним только сознанием того, что вам понравилось все это, миледи, — проговорил он.

Сейчас она посмотрела прямо ему в глаза. И даже улыбнулась.

— Благодарю вас, — сказала она. Ее радовало то, что это сделано им, а не Сен-Шевиотом.

Но почти тут же огромная фигура Сен-Шевиота встала между ними, заслонив от Флер счастливое лицо юноши. Длинными пальцами Дензил взял ее за талию.

— Значит, вам, и правда, понравилось? Вы покраснели. Может быть, по крайней мере сейчас вы начинаете осознавать, какие чувства я испытываю к вам. И, возможно, сейчас вы понимаете, что я сделал бы для вас, будь вы со мной хоть немного нежнее, — произнес он почти шепотом.

Ее розовые щеки сразу же побледнели. Она отстранилась от барона. Презрение и отчаяние заслонили эту прекрасную, залитую солнечными лучами комнату. Если бы все это приготовил для нее жених, которого она любила, если бы в этой прелестной комнате она находилась с кем-нибудь другим, а не с Сен-Шевиотом, — все было бы иначе! И это маленькое чудо, сотворенное Певерилом, — все это было создано лишь для ее унижения, пытки, мучений; для того чтобы грубые руки Сен-Шевиота хватали ее, как хватают они сейчас вон те лилии, марая их несравненную белизну своим безжалостным прикосновением.

А Певерил Марш, ничего не зная о ее раздумьях, со счастливым видом направился вместе с ней в смежную комнату. Там тоже все понравилось Флер, и она снова улыбнулась и поблагодарила его.

— Никогда еще я не видела более красивой комнаты, — сказала она. — Она сейчас напоминает мне о родительском доме, о будуаре, принадлежавшем моей милой матушке. Она тоже очень любила стены, отделанные деревом.

Певерил смотрел на Флер, почти лишившись дара речи от признательности. Проницательный взгляд художника заметил, что ее нижняя губа дрожит, а на самых длинных ресницах, которые он когда-либо видел, заблестела слеза. И вновь он обеспокоился. Ну почему, почему леди Сен-Шевиот так печальна и так беззащитна? Что же с ней случилось? Что привело ее к браку с бароном? Неужели эта женщина вышла замуж не по любви? И, Боже мой, что скрывается за этой странной атмосферой беды, которую быстро уловил восприимчивый молодой художник?

Он почувствовал, что ему пора уходить. Поклонившись сначала Дензилу, затем Флер, он пробормотал прощальные слова и удалился.

Тихо, как мышка, появилась Фиби.

— Миссис Динглефут хочет знать, не угодно ли миледи чашечку ромашкового чая или сердечных капель перед завтраком…

— Оставь нас! — перебил ее Сен-Шевиот.

— Слушаюсь, милорд, — прошептала Фиби и мгновенно исчезла.

Флер стала развязывать ленты на шляпке. Она прошла в эту изумительную спальню, приблизилась к окну и пристально посмотрела на восхитительный парк.