И тут же снова повернулся к незваным гостям. Когда он заговорил, в его тоне не было и следа подаренной мне нежной улыбки:

— Я приветствую вас, шеды, и ваших младших братьев в Северных землях. Вот только мне непонятен столь ранний, столь неожиданный и столь многолюдный визит. Объяснитесь.

— Приветствую и я вас, шед Фолкнор, — заговорил один из верховных. Я его не знала. — Мы пришли сюда за справедливостью. Нам было сказано, — он оглянулся на моего отца и того верховного, что шел рядом с ним, — что вы попросили руки дочери одного из наших младших братьев, заманили ее в свой замок, обесчестили, после чего якобы отослали отсюда, и по пути она сгинула.

— Ну, как видите, с госпожой Веста все в порядке, — Рен указал на меня свободной рукой. — Хочу заметить, что ее отец сам предложил мне ее в жены, а госпожа Веста сама изъявила желание сюда приехать. Мы готовимся к свадьбе, ради чего я решил прервать свой траур. Так что вы зря проделали весь этот путь.

Верховные вновь переглянулись и посмотрели на моего отца, а тот зло сощурился. Сейчас на его лице было точно такое же выражение, как в тот день, когда я застала его за чтением писем из маминой шкатулки.

— А факт бесчестия отрицать не стал, — заметил он, выразительно глядя на верховных. — Принуждения к близости до брака будет достаточно?

Сложно описать словами то чувство стыда, которое меня захлестнуло. Было гадостно слушать, как они обсуждают мое «бесчестие», видеть, с каким сочувствием, смешанным с презрением, смотрят. Позволить мужчине «принудить» себя к близости вне брака считалось в наших краях чуть менее стыдным, чем отдаться ему добровольно, но все равно стыдно. Если такое и случалось, то это старались замолчать. Если замолчать не удавалось, то женщину, попавшую в такую ситуацию, как правило презирали чуть ли не больше, чем мужчину, который ситуацию создал. Но, конечно, за ее спиной. Официально ей сочувствовали.

— А это так? — тот верховный, что начал говорить, перевел вопросительный взгляд на меня.

Я инстинктивно прижалась к Рену, обхватила руку, которой он меня держал, второй рукой, словно боялась, что его сейчас у меня заберут. Или меня у него.

— Отвечай, дитя, не бойся, — голос верховного звучал обманчиво мягко.

Я только молча помотала головой. Даже под страхом смерти я сейчас не призналась бы в том, что была близка с Реном, по своей воле или против нее.

— Вы же видите, она просто боится своего позора, — тут же покачал головой отец. — Да и кому какая разница, что она сейчас скажет, если свидетельствовать ее слова будем только мы.

— Вот ты жучара, — ошарашенно выдохнула Роза.

— Зачем ты это делаешь? — вырвалось у меня.

Я смотрела на своего отца и не верила в происходящее. Как я могла так заблуждаться на его счет? Или его отношение ко мне так изменила правда, которую он узнал? Это было за гранью моего понимания.

Отец сжал челюсти, глядя на меня все с той же злостью, словно это лично я предала его, а не моя мать родила ребенка от другого мужчины и скрыла это, нанеся ему двойное оскорбление. Я перевела взгляд на Корда, но тот избегал смотреть мне в глаза. А ведь он все равно оставался моим братом, пусть и наполовину.

Если до этого момента во мне еще жила надежда на то, что связь с семьей, в которой я выросла, пока не разорвана до конца, то теперь она скоропостижно скончалась. Я поняла, что не смогу сказать или сделать что-то, что их остановит.

— Вы хотя бы уверены в том, что близость была? — тихо уточнил тот верховный, что стоял рядом с отцом. — Если она еще невинна, это и по мертвому телу будет понятно.