|
– Прижимал к стене? Правда?! – Правда. И я бы с удовольствием последовал его примеру. Затащу в самую темную часть сада и попробую, какова на вкус твоя шейка. И все это в аромате цветущего ночного жасмина. Мы прекрасно поладим, Корри. А теперь, поскольку я сейчас потеряю сознание от слабости, скажи «да» и оставь меня с миром. – Ты меня не любишь. – Очень сомневаюсь, что Девлин Монро признался тебе в любви, – вырвалось у Джеймса. – Не признался. Но сказал, что находит меня усладой. Это его истинные слова. Не пойми меня не правильно. Быть усладой – весьма соблазнительно, но не это важно в браке. – Ты так ему и сказала? – О да. Но он возразил, что это прекрасное начало, не так ли, и я ответила, что именно так, но что все это идеальная преамбула, скажем, к пикнику или прогулке в парке, но не к браку. Она отказала Девлину, отослала его прочь, решительно отвергла. Джеймс ухмыльнулся, слабея от облегчения. – Я попросила его задуматься над нашими отношениями всерьез, и тогда я, возможно, благосклонно отнесусь к его предложению. Джеймс встрепенулся. Как жаль, что у него в последнее время голова плохо работает. Но он так устал и хочет одного: броситься на постель и проспать до ужина. – Мы знаем друг друга, Корри, и не только знаем, но и любим, по крайней мере большую часть времени. – Но ты совсем не любил меня, когда Дарлинг едва не столкнула тебя с обрыва. – Хочешь правду, Корри? О том дне у меня сохранилось только одно воспоминание: о твоей попке в моей ладони… когда я шлепал тебя. У нее мигом пересохло во рту. – М моей попке? Ты… ты помнишь о моей попке? – Ну конечно. У тебя прелестная попка, Корри. Если выйдешь за меня, я всегда смогу раздеть тебя, уложить на спину и обтереть мокрой салфеткой, снова и снова, что нибудь напевая. Интересно, кожа у тебя такая же белая, как у Девлина? – Ты же не хотел, чтобы я произносила его имя! Джеймс рассмеялся. – Ага, смутилась? Представь себя голой, Корри. Представь, как я глажу тебя всю, особенно груди, и ты выгибаешь спину, чтобы посильнее надавить на мою ладонь. Ну как? – О Господи, – пробормотала она, отворачиваясь, чтобы уйти. – Нет! – воскликнул он, хватая ее за руку. – Нет, на этот раз ты так просто не уйдешь! Мы уладим все прямо сейчас, Кориандр Тайборн Барретт! Боже, что за кошмарное имя! Как по твоему, после того как нас обвенчают, следует ли писать его в церковной книге полностью? Корри стояла абсолютно неподвижно, отчетливо сознавая, что его пальцы оглаживают ее руки, особенно в том месте, где был оторван рукав. – Если не выйдешь за меня, я сделаю что то ужасное. – А именно? – Не скажу. Слушай, наглое отродье, у нас нет выбора. Если не выйдешь за меня, мы оба перестанем существовать в глазах света, то есть никакой репутации у нас вообще не останется. Неужели не понимаешь? Где же твой острый ум? – Твоя репутация останется при тебе, так что не мели вздора. А я просто вернусь в деревню, и обо мне забудут. Джеймс, по обыкновению, встряхнул ее. – Какая глупость! Не могу взять в толк, откуда у тебя подобные мысли. – Ты прав, и прости меня. Не подумала. Она посмотрела на его руки, по прежнему сжимавшие ее плечи, вырвалась и, отступив, потрясла кулаком перед его носом, всхлипнув: – Ты меня не любишь! – А ты, полагаю, любишь меня? – завопил он. Корри молча смотрела на него, прикусив губу. – Ну? Отвечай, черт тебя побери! – Прекрати на меня орать! – Почему же не отвечаешь? Ладно, молчи, ты так редко это делаешь, что не слышать твоей трескотни – уже облегчение. |
