В ответ на его слова девушка горько всхлипнула и прижала к лицу руки, словно он сказал что-то совершенно ужасное или даже кощунственное. Хальдаг с досадой откинулся на спинку кресла, раздражённо поморщился, в который раз за последнее время упрекая себя в том, что совершенно не умеет обращаться с женщинами. В такие моменты он завидовал д’Энгиену, который каким-то непостижимым образом умудрялся поддерживать мир в своём доме. И это при том, что регулярно захаживал то к одной, то к другой невесте, успевая уделять время и посещению борделей.

Куда уж ему с такой «занятостью» сражаться за корону.

Вспомнив о том, что действительно было важно, о том единственном, что должно было иметь для него значение, Мэдок почувствовал, как по венам начинает струиться злость. Именно о троне Харраса ему следовало сейчас думать, а не о странной сиротке или ревнивой фаворитке. Уже, кажется, точно бывшей. Но думал он именно о них. Весь вчерашний вечер и всё сегодняшнее утро.

Эти двое в театре вели себя очень странно, и Стальному не терпелось понять, разобраться, что на уме у этой парочки. Поцелуй Филиппы… С одной стороны, хотелось верить, что Адельвейн наконец дала волю чувствам. С другой, Мэдок никогда не считал себя наивным идиотом и прекрасно понимал, что наина просто пыталась его отвлечь. Вопрос: от чего и зачем?

И ведь отвлекла, шертова девчонка! Так отвлекла, что на какое-то время он вообще забыл, где находится. Целовал её сладкие, манящие губы, ни о чём не помня и не думая.

И после этого он ещё пытается убедить себя, что никакой он не идиот. Но получается, что наоборот. С Филиппой он сам себя не узнаёт, раз за разом теряет над собой контроль. Не хватало ещё, чтобы эта девушка стала его слабостью и уязвимым местом. Слабость — это роскошь, которую хальдаги не могут себе позволить.

Как и слишком сильные, затмевающие разум эмоции.

Наваждение рассеялось, когда Паулина застала их вместе. Пришлось в срочном порядке сворачивать «расследование», тем более что театр — не место для выяснения отношений. Говорить с Филиппой было бесполезно. Хальдаг понимал, девчонка ничего ему не ответит или начнёт нести глупости, заговаривать ему зубы. Проще было допросить де Морсан, но Мэдок решил отложить допрос на утро, надеясь, что к тому времени Паулина уже придёт в чувство.

Не пришла. Не успела переступить порог кабинета, как вылила на него ушат претензий, а теперь стоит, прижав к груди руки, смотрит на него большими, полными слёз глазами и выразительно вздыхает.

— Что вчера произошло в театре? Что вы с Филиппой задумали?

— Что мы задумали? — Паулина хлюпнула носом и обиженно поджала губы. — Правильнее будет сказать, что задумала Филиппа и на что опять меня подбила. Я, к слову, пыталась отказаться, но она меня даже слушать не стала. Да ещё и пристыдила, мол, я перед Мороком в долгу за то, что он тогда защитил меня в лесу. И что мне оставалось сделать? Только согласиться.

Хальдаг снова выругался и снова, пока ещё сдерживаясь, сделал это в мыслях. Хоть очень хотелось дать волю эмоциям, найти шертову девчонку и хорошенько её отшлёпать. Это как минимум.

Исключительно в воспитательных целях, а не потому, что Филиппа с задранными юбками никак не хотела покидать его мысли.

Которые сейчас были явно лишними. Прогнав из головы навязчивый образ, Мэдок мрачно спросил:

— У кого кровь брали?

— У наин графа Варрижа. — Паулина виновато опустила глаза. — Одель, Марлен и Винсенсия отказались нам помогать, ну а наша с этой фы… леди Адельвейн кровь твоими стараниями оказалась для Морока непригодной.