— Презренной! Ты сама выбрала это слово. Ты предпочитаешь, чтобы тебя называли презренной, лишь бы не показать своей слабости. Неужели ты не видишь, что я не хочу тебе зла? Ты считаешь подлым то, что я показал тебе всю извращенность твоего стремления сделать невозможное? Ты называешь меня жестоким потому, что я напомнил тебе о твоем же обещании? — Клод пожал плечами. — Может, я не достаточно сильно тебя люблю, — спокойно заявил он. — Честно говоря, сейчас я даже не уверен в том, что испытываю к тебе хотя бы симпатию. Наверное, надо было просто привязать тебя к кровати и уйти. Тогда мне по крайней мере не пришлось бы выслушивать весь этот бред. Мне и так довелось много чего наслушаться, пока ты была без сознания.

— И о чем же я говорила? — тихо спросила Алексис, вскинув брови.

— Ничего такого, что ты при удобном случае не сказала бы мне в лицо. Впрочем, я все это заслужил. Так уж устроен человек. Ему неприятно, когда его ругают, особенно если ругать в общем-то не за что. А сейчас ты еще и обвиняешь меня в подлости. Мадам, если хотите знать правду, я бы вколотил в вас немного здравого смысла, будь у меня уверенность, что это поможет!

Алексис ошалело заморгала.

— Ты не посмел бы! — запальчиво воскликнула она.

— Еще как посмел бы, — раздельно, нажимая на каждое слово, произнес Клод. — Только бы сработало.

Однако под пристальным взглядом Алексис лицо его постепенно утрачивало суровость и жесткость, черты становились мягче, а глаза добрее.

Алексис сама не понимала, что происходит с ней. Ей казалось, что она тает под его изумрудным взглядом. Она дотронулась ладонью до лба — он был неестественно горячим. Алексис беспомощно улыбнулась, забыв свой недавний гнев, отчасти понимая, что проявила ослиное упрямство, не желая признавать очевидного. Она медленно встала и подошла к Таннеру. Как ни странно, привычной боли не было. Никакой боли. Клод осторожно посадил ее к себе на колени.

— Не сердись на меня, Клод. Я знаю, ты думаешь, что я заслужила твой гнев, но я не хочу, чтобы ты так волновался из-за меня. Со мной все будет в порядке.

— Да, с тобой все будет хорошо, — подтвердил Клод. Она не заметила его улыбки, потому что он спрятал лицо в ее волосах.

— Кстати, о том, что я наговорила тебе в бреду… Я не сказала, что люблю тебя? — прошептала она, уткнувшись ему в грудь. Она не понимала, чему обязана овладевшим ею состоянием эйфории, приписав испытываемое ею чувство легкости и безудержной радости тому, что находилась в его объятиях. Она слушала, как бьется его сердце, прижимая ухо к шелковой рубашке Клода.

— Нет. Об этом ты не говорила.

— Тогда я скажу тебе сейчас.

Алексис подняла голову, обхватила ладонями его лицо и, глядя Клоду прямо в глаза, заговорила, захлебываясь от счастья:

— Я люблю тебя… Я обожаю тебя… Все в тебе.

Клод улыбался.

— Ну вот, наконец-то мы раскрыли страшную тайну.

Алексис радостно ответила на его улыбку.

— Не думаю, что моя любовь была для тебя такой уж тайной.

— Не разочаровывай меня, Алексис, — попросил он, целуя ее в лоб. — Лучше снова повтори то, что ты сказала.

— Я люблю тебя. Я преклоняюсь перед тобой. Я нуждаюсь в тебе. И я никогда не устану говорить это, Клод.

Алексис чувствовала, как приятное тепло разливается по ее телу. Она знала, что лицо ее горит, отражая желание, которое она испытывала всякий раз, когда он был рядом.