— Пассажирка? У вас? — удивленно воскликнул Лафитт.

— Совершенно верно. Она спряталась на борту фрегата в Новом Орлеане. Мы обнаружили ее в трюме после шторма. Она была вся в синяках — наверное, ее изрядно помотало во время шторма. Я не могу возить ее с собой — вот и подумал, не оставить ли ее у вас? Здесь ей, верно, будет лучше, чем у прежнего владельца.

Клод едва не подавился, настолько неожиданно прозвучали эти слова искренней заботы из уст Траверса.

— Девушка негритянка? — не удержался он от вопроса.

— Да, но очень светлокожая. Я думаю, негритянской крови у нее не больше, чем на одну восьмую.

— Она сама вам об этом сказала? — спросил Пьер.

— Нет. Она вообще очень мало говорит, бормочет, бедняжка, что-то невразумительное. Похоже, она не совсем здорова. Как я уже говорил, ее изрядно потрепало в трюме, и нашему корабельному врачу пришлось над ней потрудиться. У нее на спине шрамы от плетки, оставленные, как я понимаю, прежним владельцем.

— И вы хотите сплавить ее мне? — спросил Лафитт.

— Буду вам очень признателен, если вы согласитесь принять ее, — ответил Траверс. — Мне бы не хотелось отправлять бедняжку назад в Новый Орлеан, но и оставлять на корабле тоже не могу. Сами понимаете, в команде одни мужчины, и женщина на борту…

— Хорошо, — согласился Жан. — Я беру ее. Она будет помогать Жаннин на кухне.

— Как только вы ее увидите, месье, сомневаюсь, что вы захотите использовать ее только в качестве прислуги.

— Это уж мне решать, — холодно заметил Жан. — Пьер, идите с капитаном и приведите девушку. Мы с месье Клодом подождем вас здесь.

— Она, должно быть, уже здесь. Я велел одному из своих матросов привести ее.

— Вы были настолько уверены в том, что я ее возьму?

— Не в этом дело. Я просто хотел, чтобы вы на нее посмотрели, а там вам решать.

Лафитт вздохнул. Общество британца с каждой минутой становилось все труднее выдерживать.

— Ею займутся, а вы пока можете пройти в гостиную вместе с нами. Пьер, приведи ее и попроси Андре приготовить для нее комнату. Если она чувствует недомогание после морского путешествия, пусть отдохнет. Я поговорю с ней утром.

Трое мужчин перебрались в гостиную для того, чтобы там наконец перейти к делу, в то время как Пьер вышел в холл. В галерее, за вестибюлем он сразу заметил женщину. На ней был широкий плащ, скрывавший фигуру. Она стояла, прислонившись к колонне. Создавалось впечатление, что она с трудом держится на ногах и нуждается в опоре. Матрос, находившийся рядом с женщиной, заметив Пьера, предложил женщине руку. Помощь, судя по всему, оказалась кстати.

Пьер торопливым шагом приблизился к ней и, отпустив матроса, осторожно поддерживая женщину, спросил:

— Скажите, вы в состоянии двигаться?

Алексис откинула капюшон плаща и прямо взглянула в глаза человеку, который, казалось, отнесся к ней с живым участием. Пьер затаил дыхание. Что бы там он ни думал о Траверсе, одно было бесспорно: у капитана действительно оказался хороший вкус. То, как крепко она держалась за его локоть, не совсем соответствовало измученному виду незнакомки. Пьер осторожно убрал с ее лица золотые завитки, стараясь не касаться ссадины на щеке и возле глаза. Он решил, что непременно разузнает о ней побольше, когда девушка выздоровеет — сейчас она, вне сомнений, была слишком слаба. Едва ли в ее жилах текла негритянская кровь: Пьер еще не видел креолок с золотистыми волосами и глазами медового цвета.

— Пойдем, дружок. Тебе не придется возвращаться в Новый Орлеан. Теперь ты в безопасности.

Алексис хотелось завизжать от отчаяния, но силы оставили ее, страх сковал уста.