– Мне было всего двенадцать, а шестнадцатилетний выглядел огромной башней и мог проломить мне голову одним движением руки. Но я восхищался им и отдал бы все на свете, лишь бы мне так везло, как ему.
– И я тоже, – засмеялась Гвендолин. – Ясно, почему Джессика так увлеклась им. Или почему это так ее раздражает.
– Мне кажется, вы охотно поболтаете друг с другом, пока мы с Дейном займемся делами.
– Несомненно. – Гвендолин вернула ему письмо. – Я рада, что ты подумал о Дейне, когда решил посоветоваться со знающим человеком. Это лучший выбор, чем Абонвиль. Герцог – иностранец и принадлежит к другому поколению.
– Я знал, что ты недолюбливаешь его светлость.
– Он хороший человек, но иногда слишком опекает других.
Дориану не хотелось расстраивать жену, но, с другой стороны, нельзя все время избегать разговоров о будущем.
– Значит, ты не станешь возражать, если вместо него я назначу своим опекуном Дейна? – тихо спросил он.
– Если у меня возникнут затруднения, а ты не сможешь мне помочь, я буду рада обратиться к нему, – спокойно ответила она.
Дориан знал, чего стоит ей это спокойствие, и все же они не могут притворяться, что впереди у них вечность.
Он наклонился и нежно поцеловал ее.
– Я того же мнения, – усмехнулся он. – Если уж выбирать союзника, то лучшего.
Они ехали в Аткурт на два дня, а остались там на целую неделю.
Дейн оказался знающим и очень упрямым человеком, поэтому они с Дорианом тут же завели бесконечные споры, как братья или старые друзья. Они состязались в беге вокруг парка, фехтовали, тренировались в стрельбе. Хозяин решил обучить гостя тонкостям кулачного боя, и все утро мужчины тузили друг друга в углу конюшни под одобрительные возгласы своих жен.
В Аткурте жил также внебрачный сын Дейна, восьмилетний озорник, которого отец с гордостью именовал дьявольским отродьем.
Маленький Доменик поначалу стеснялся Дориана, но через два дня пригласил графа Ронсли в свой дом на дереве, а это была особая честь, поскольку до Сих пор лишь обожаемый папа знал его тайну.
Дориан вернулся из Аткурта с ободранными коленями и локтями, с обещанием Дейна присматривать за делами Гвендолин после… и с желанием завести ребенка.
Но он запретил себе мечтать о ребенке, которого никогда не увидит, и направил свою энергию на претворение в жизнь мечты Гвендолин о больнице.
Дейн согласился с ним, что женщине, притом молодой, не слишком помогут даже титул и богатство. Она столкнется с десятками мужчин, из которых лишь единицы придерживаются современных взглядов на способности женщин.
– Вести дела с мужчинами буду я, – сказал Дейн, – но мне нужны точные указания. Я ничего не смыслю в больницах, даже самых обычных, а твоя жена, по-моему, собралась делать нечто особенное.
– Боюсь, ничего определенного она пока не скажет, – ответил Дориан. – Просто я заметил у нее эмоциональное напряжение и решил немедленно приступить к строительству, чтобы отвлечь ее. Мое непосредственное участие заставит всех отнестись к делу более серьезно. Если граф Ронсли предпочтет здание, например, в форме шестиугольника, другие вряд ли будут настаивать на квадрате или затеют спор, утверждая, что, по мнению специалистов, нужно обязательно строить восьмиугольник. Все скажут:
«Да, милорд, именно шестиугольник», – и запишут каждое мое слово с величайшим почтением, будто оно сошло с уст Господних.
Дейн хихикнул, но что-то в его темных глазах заставило Дориана насторожиться.
– Я излишне самоуверен? – спросил он. – Если ты сомневаешься в моих способностях, мне бы хотелось…
– Почему, черт возьми, ты не острижешь волосы?
Прическа вряд ли подорвет ей доверие к тебе, в конце концов ты же Камойз, а за длинными волосами трудно ухаживать. |