А потом я спросила его, как много денег он потратил на все это. Вопрос было тяжело задавать – но ведь я собиралась. На столе в вазочке стояло печенье, самое простое наше печенье, советское, «Юбилейное» – потом оказалось, что он его очень любит, потому что когда-то у них там, в ГДР, его продавали – вкус детства. Он стал брать из вазочки это печенье и ломать его пополам, а потом еще раз пополам. Штук пять сломал, пока наконец не ответил.

– Вы не должны думать об этом, Регина. То есть – вы можете об этом не думать. Это большие деньги для вас – но у вас их нет, а у меня были. Я хотел вам помочь – и я не рассчитывал на то, что вы мне их вернете.

– Я не могу вернуть их вам сейчас. Но – может быть когда-нибудь… Ведь это действительно большие деньги. И для вас – тоже деньги. Вы же не миллионер.

– Я совсем не миллионер, Регина. Но поверьте, что мне все-таки проще заработать их там, чем вам – тут. И это – неважно. Я очень хотел что-то сделать для вас, Регина. Жаль, что мне пришлось сделать это – то есть я хотел сказать, жаль, что пришлось сделать именно это, а не что-нибудь другое, то, что было бы более приятно для всех.

– Вы так много сделали для меня – пожалуй, никто не сделал больше. Вы были рядом, когда мне было хуже всего. Это очень ценно, и это невозможно ничем измерить, никакими деньгами.

– Ну вот и не надо измерять! Хотите еще кофе?

– Хочу. Вы какой-то совершенно необыкновенный человек, Хельмут. Как говорят, теперь таких не делают.

– Скажите еще, что я сумасшедший.

– Я так не один раз думала!

– Русские часто говорят про меня, что я сумасшедший. У вас это не считается… Не считается, что это плохо. У нас нельзя просто так сказать про человека, что он сумасшедший. Это значит, что он неполноценный член общества.

– Я не хотела вас обидеть!

– Да вы меня не обидели. Наоборот. Я достаточно долго живу здесь, чтобы знать, что это похвала.

– Ну тогда вы действительно сумасшедший, – сказала я, чтобы превратить этот слишком серьезный разговор в шутку.

– Нет. Я не сумасшедший. Совсем нет. Просто вы мне очень нравитесь, Регина, – я и не смог это скрыть от самого себя. Я очень хотел… Хотел, чтобы мои чувства к вам были в чем-то выражены – вот так надо сказать, наверное.

– И давно вы это знаете?

– Что?

– Что я вам нравлюсь?

– Давно. С первого раза. С того раза, когда мы с вами встретились, в самолете.

Ну что ж. Тогда тем более я все делаю правильно – если с первого раза.

– Уже поздно, Хельмут. Вам ведь завтра с утра на работу?

– Да, с утра. «Кто рано встает, тому бог подает», так это говорится?

– Угу. Тогда, с вашего позволения, я пойду в ванную. И давайте перейдем на «ты»! Ваше старомодное воспитание позволяет? Вы же говорили мне, что вы современный молодой человек!

– А, да, да… Пиво и боулинг! Тогда я много, наверное, глупостей наговорил! И про польку… Давайте… давай – на ты. Только прости меня, если я буду ошибаться. Я редко говорю русским «ты».

– Ты к ним так плохо относишься, что никому не говоришь «ты»?

– Нет, просто у меня не было еще русских, к которым можно было бы относиться достаточно хорошо… Я запутался. В общем, ты – первая.

– Хельмут!

– Что?

– А что ты сейчас делаешь?

– Сейчас? Стелю тебе постель. На диване.

– Не надо.

Диван стоял в первой комнате, гостиной. Во второй я еще не была. Там должна была быть спальня.