— Ваш ужин, сьер, — тихо произнесла она и пристроила поднос на край письменного стола.

Фаррет смерил ее равнодушным взглядом. Он едва ли знал всех служанок в лицо, но эту запомнил: уж слишком страшненькой она была, хоть и проворной. Она появилась в его особняке совсем недавно, но уже успела освоиться и с легкостью предугадывала его желания.

— Я не буду ужинать, Мирэль, — бросил он ей.

— Я Морана, сьер, — все так же тихо поправила его девица.

Фаррет никак на это не среагировал: имена служанок он запоминал еще хуже, чем внешность.

— Унеси, — повторил он приказ. — Только бридд оставь…

Служанка послушалась. Оставила на столе графин с темно-коричневым напитком и бесшумно удалилась.

— Спокойной ночи, Роун. — Генерал тоже направился в сторону двери. — Но если ты вдруг решишься…

— Спокойной ночи, Кэйн, — оборвал его Фаррет и прикрыл глаза.

Но побыть в одиночестве ему не дали. Снова приоткрылась дверь, и комнату тотчас наполнили ароматы жасмина и розы. Когда-то они нравились Фаррету, теперь же вызывали раздражение.

— Зачем пришла, Петра? — не открывая глаз, произнес он.

— Зачем я обычно прихожу к тебе? — Голос сладкий, обволакивающий, точно мед. — Чтобы скрасить твой вечер. Хватит хандрить, Роун.

Женские ладони легли ему на плечи, чуткие пальцы уверенно прошлись по шейным позвонкам и ключицам, осмелев, ловко расстегнули верхние пуговицы на рубашке, скользнули под ткань и огладили грудь, затем проворной змейкой заскользили ниже, но у пояса брюк замерли.

— Позволь помочь тебе расслабиться, — раздался горячий шепот над самым ухом.

Плоть Фаррета против воли откликнулась на ласки, напряглась, требуя продолжения. Петра была искусной любовницей, и тело прекрасно помнило об этом. Но перед мысленным взором возникло совсем другое женское лицо, в обрамлении светлых локонов. На нежных губах застыла усмешка, а в голубых глазах — издевка. Сердце Фаррета вновь затопила горькая ярость.

— Позволяю… — выдохнул он, будто в отместку.

Петре не нужно было повторять. В секунду она обогнула кресло и опустилась перед Фарретом на колени. Он даже не шевельнулся, позволяя ей делать все самой. Ласки Петры были умелы и дерзки, все больше приближая Фаррета к разрядке. Однако перед глазами все так же стоял образ другой, и она уже не просто насмехалась над ним, а хохотала в голос.

— Будь ты проклята!.. — не выдержав, хрипло выкрикнул Фаррет и в следующий миг содрогнулся в сладкой судороге. И уже обессиленно откинувшись на спинку кресла, снова прошептал: — Будь ты проклята… Теолла…

Мне снова снился странный сон. В нем я была Теоллой, смотрела на все ее глазами, слышала, ощущала, даже мысли ее считывала. Запахи, цвета, дуновение ветра — все это было слишком реалистично, четко, ярко.

…Я оказалась в лесу. Лето. Тепло, даже жарко. Солнце пробивается сквозь хвою и листву, рассыпается золотом у ног. Я иду по тропинке с маленькой корзиной в руках: в ней цветы и какие-то травки, похоже, лечебные. Настроение приподнятое, напеваю под нос какую-то песенку. Вдалеке виднеются верхушки гор, слышится шум воды. Близко река? Деревья потихоньку редеют, затем и вовсе расступаются, открывая вид на водопад, а под его струями — обнаженный мужчина. Я в испуге делаю шаг назад, но не убегаю. Любопытство берет вверх, и я просто прячусь за кустом, продолжая наблюдать. Мужчина стоит спиной: высокий, с широкими плечами и крепкими ягодицами. От взгляда на них немного смущаюсь, поэтому на миг отвожу глаза, но после продолжаю рассматривать незнакомца.