— Меня все это ужасно смущает, — говорит Мэри после того, когда мы заканчиваем ее расспрашивать. — Вы, должно быть, думаете, что я идиотка.

— Я думаю, что вы человек, к которому нельзя остаться равнодушным, — говорю я. — И он тоже так думал. Мне кажется, он действительно запал на вас, Мэри. Он ведь вас так и не убил. А всех остальных, кто угодил к нему в лапы, убил. И не просто убил, Мэри. Он их истязал. Истязал зверски. А вас — не убил. Хотя у него имелись все основания вас убить, он не смог заставить себя сделать это. Вы были для него особенным человеком, не таким, как все остальные.

— Мне просто повезло, — сказала она.

— Тут дело не в везении, — говорит Букс. — Он бил вас алюминиевой бейсбольной битой. Ему было бы совсем не трудно прикончить вас, если бы он захотел это сделать. Хотите верьте, Мэри, хотите нет, но, несмотря на то что повреждения на вашем лице ужасны, он не бил вас так сильно, как мог бы. Даже один мощный удар с размаха этой битой мог бы серьезно повредить ваш мозг. Думаю, его терзали сомнения.

— Вы шутите! — произносит она.

— Нет. Нечто подобное иногда происходит при попытках самоубийства, когда люди хотят вскрыть себе вены на запястьях. Поначалу они сомневаются, смогут ли сделать это, а потому у них получаются небольшие, поверхностные порезы. Они как бы пробуют. Такие порезы называются пробными. Они вызваны сомнениями. Это потом эти люди набираются мужества и вскрывают себе вены. И он тоже сомневался.

— И наносил «пробные» удары, — говорю я.

— В общем-то да, — соглашается Букс. — Он мысленно твердил себе, что ему необходимо вас убить, но каждый раз, когда замахивался, он наносил удар не в полную силу. Потому что в глубине душе осознавал, что он не может убить вас. Уж слишком сильно он был к вам привязан.

Мэри горько смеется.

— Должна сказать, что, когда он лупасил меня битой, у меня в мозгу промелькнуло много мыслей. Но мысли о том, что он «уж слишком сильно ко мне привязан», среди них не было.

Однако Букс прав. Грэм ведь использовал бейсбольную биту, а не пистолет или нож. Он сомневался — сомневался до самого последнего момента, — убивать ему ее или нет.

— И… и что теперь? — спрашивает Мэри.

Букс вздыхает.

— Вы проведете день-другой в больнице. Мы будем за вами присматривать. Когда вас выпишут, мы поместим вас в безопасное место. Увезем вас куда-нибудь.

Мэри кладет ладонь себе на грудь.

— Вы полагаете, он вернется?

— Нам необходимо принимать в расчет и такой вариант. Но не переживайте. Он не узнает, где вы находитесь. Мы примем особые меры предосторожности и приставим к вам охрану.

— А кого? Вы имеете в виду агентов ФБР?

— Или федеральных маршалов. В общем, профессионалов.

Мэри с унылым видом опускает голову.

— Я не хочу прятаться. Я не могу прятаться.

— Это придется делать лишь до тех пор, пока мы его не поймаем, — говорю я.

— Вам все еще угрожает опасность, — произносит Букс. — Он может передумать и решить, что не стоит оставлять вас в живых. Или же что вы ему нужны, и попытается забрать вас с собой.

Мэри качает головой и глубоко вздыхает. Затем она пристально смотрит на меня.

— Я сделаю это, если вместе со мной поедете вы, — говорит она.

101

«Что-то не так. Что-то здесь не так».

Я сижу в кафетерии больницы и снова читаю свою копию записей «сеансов Грэма», терзаемая непонятным беспокойством.