Я осторожно иду к входной двери. В этот момент раздается треньканье, а за ним — скрип металлических колесиков. Кукушка сообщает мне, что уже десять часов вечера, своим кукуканьем заставляя меня дернуться и едва не вызвав у меня сердечный приступ.

— Черт бы их побрал, эти дурацкие часы! — говорю я. — Как вы думаете, кто-нибудь расстроится, если я сорву эту штуковину со стены?

Мэри хихикает:

— А мне нравятся часы с кукушкой. У нас висели такие, когда я была ребенком. От кукушки я получила свое прозвище.

— В самом деле? Прозвище?

Стараясь изо всех сил казаться непринужденной, чтобы не тревожить Мэри, я смотрю поверх ее головы через окно на покрытую гравием площадку для парковки, но там все так, как и должно быть: автомобиль федеральных маршалов стоит на отведенном ему месте, его двигатель тихонько работает на холостых оборотах, фары светят в сторону дома…

Вроде бы все хорошо.

Но тем не менее я подхожу к кухонному окну и пытаюсь выступать в роли часового, хотя снаружи находятся четыре вооруженных охранника, у которых есть доступ к камерам видеонаблюдения и от которых гораздо больше толку, чем от меня. Я возвращаюсь в гостиную.

— Всего лишь дурацкое прозвище, — говорит Мэри. — Вы помните песенку «Кукарача»?

— Что? — спрашиваю я, резко поворачивая голову.

Снова посмотрев поверх ее головы через окно, я осознаю, что что-то произошло. В свете плафона в автомобиле федеральных маршалов видно, что Мак-Клауд сидит за рулем абсолютно неподвижно, положив голову на руль. Его напарник, прислонив голову к стеклу на пассажирской дверце, тоже сидит абсолютно неподвижно.

И какой-то мужчина бежит от покрытой гравием площадки к дому.

— Беги, Мэри, беги! — кричу я, видя, как в маленьком окошке во входной двери появляется лицо Джима Деметрио, заглядывающего одним глазом внутрь.

111

Мэри резко пригибается и затем скатывается с дивана на пол. Джим Деметрио начинает стучать во входную дверь.

— Это он, Мэри, это он! — Я показываю Мэри жестом, чтобы она бежала ко мне, но она ползет по полу вдоль дивана в сторону входной двери — ползет так, как будто над ней летят пули и она старается, чтобы они в нее не попали.

— Мэри, он идет сюда! — кричу я. — Это он!

Я подавляю в себе инстинктивное желание броситься наутек, потому что не могу оставить с ним Мэри один на один. Я открываю ящики кухонного шкафа, пытаясь найти какой-нибудь нож, и вдруг слышу, как в замке поворачивается ключ.

«У него есть ключ. Ведь это его дом», — думаю я.

А еще мне вспоминается последняя фраза в записях «сеансов Грэма»: «Обещаю тебе, что вскоре мы встретимся снова».

Дверь распахивается. Деметрио смотрит на меня.

— Эмми, а где…

Мэри выскакивает из-за двери. Деметрио, видимо, замечает ее боковым зрением, но, прежде чем он успевает повернуться, Мэри вонзает ему в горло что-то острое. Из раны тут же начинает течь кровь. Деметрио с ошеломленным видом делает шаг назад и валится на дверь, а затем сползает на пол.

Мэри отскакивает от него с такой поспешностью, как будто он излучает радиацию.

Я подхожу к нему и пытаюсь понять, дышит ли он. В моей крови уже бурлит адреналин. Меня трясет. Я все же умудряюсь вытащить свой мобильный из кармана, но не удерживаю его, и он шлепается на пол.

Глаза Деметрио становятся безжизненными. Он лежит на полу, и его голова неестественно повернута в сторону. Кровь продолжает течь из его горла по мере того, как его сердце совершает свои последние сокращения, еще не получив сигнала о том, что ему уже следует остановиться.