Сейчас я лежу в кровати, затянутой белой сеткой от насекомых. Мое тело воняет препаратом OFF, противомоскитным средством, пахнущим токсичными и смертельными химикалиями; и зеленые, отгоняющие все живое, угли с обоих сторон кровати медленно горят, выделяя струйки дыма.

Я спрашиваю себя, что я тут делаю.

6/26. Ничего за два дня. Было невозможно писать, невозможно найти спокойный момент, лишь сейчас, когда я покинула Лунный Холм и на пути в Париж, я могу описать всю историю и дойти до горького конца. Горечь — это самое точное слово. Я чувствую горечь от того, что произошло, и я знаю, что эта горечь останется со мной надолго.

Все началось на следующее утро, утро после моего прибытия в дом, 24-го. За завтраком в столовой Р.Б. спокойно поставил свою чашку кофе, посмотрел мне в глаза и попросил меня выйти за него замуж. Это было так далеко от меня тогда, так неожиданно, что я разошлась в смехе.

— Вы шутите, сказала я.

— Почему бы и нет? ответил он. Я здесь совсем одинок. У тебя никого нет в Париже; ты приехала на Квилию и живешь со мной, я сделаю тебя самой счастливой женщиной в мире. Мы прекрасно подходим друг к другу, Сесиль.

— Вы слишком стары для меня, дружище.

— Ты уже была замужем за человеком старше меня.

— Ну и что. Стефан мертв. У меня нет никакого желания вновь становиться вдовой.

— А я не Стефан. Я крепкий. У меня отличное здоровье. Годы и годы жизни впереди у меня.

— Пожалуйста, Рудольф. Я не хочу говорить об этом.

— Ты забыла, как мы обожали друг друга.

— Я всегда хорошо относилась к Вам, но я никогда не была от Вас без ума.

— Много лет тому назад я хотел жениться на твоей матери. Но это был лишь повод. Я хотел жить с ней, чтобы быть поближе к тебе.

— Это смешно. Я была тогда ребенком — неловким, незрелым ребенком. Вы совсем не интересовались мной.

— Я очень хорошо скрывал это. Все почти что случилось, все должно было случиться, все трое хотели, чтобы случилось, а потом приехал в Париж этот американец и все разрушил.

— Нет, не из-за него. И Вы знаете это. Моя мать не поверила в его рассказ, и я тоже не поверила.

— Вы были обе правы, что не поверили. Он был лжец, хитрый злой молодой человек, решивший разрушить мою жизнь. Да, я совершал ужасные ошибки в моей жизни, но убийства того парня в Нью Йорке никогда не было. Я никогда и не прикасался к нему. Твой дружок все придумал.

— Мой дружок? Это смешно. У Адама Уокера были поважнее дела, чем влюбляться в такую, как я.

— И если вспомнить… я же и был тот, кто познакомил тебя с ним. Я думал, что тебе будет лучше. Какой глупый поступок.

— Мне и было хорошо. А потом я оттолкнула его от себя и оскорбила. Я сказала ему, что он свихнулся. Я пожелала, чтобы его язык был вырван из его рта.

— Ты никогда не рассказывала мне об этом. И правильно сделала, Сесиль. Я горд твоим поступком. Он получил, что заслуживал.

— Заслуживал? Что это значит?

— Я говорю об его стремительном отъезде из Франции. Ты знаешь, почему он уехал?

— Он уехал из-за меня. Потому что я плюнула ему в лицо.

— Нет-нет, не так все просто.

— О чем Вы говорите?

— Его выслали. Полиция поймала его с тремя килограммами наркотиков — марихуана, гашиш, кокаин. Не могу вспомнить, что именно. Менеджер того гнилого отеля выдал его. Полицейские обыскали комнату, и тут Адаму Уокеру наступила крышка. Ему оставалось или пойти под суд во Франции или покинуть страну.