Изменить размер шрифта - +
Семейство вычеркнуло меня из списка родственников. В отместку я официально поменяла родовую фамилию на ту, что носила прапрапрабабка, и зажила своей жизнью, радуясь свободе от людей, по сути чуждых мне.

Мэйв была душевно истерзана. Питт, уважая в ней стремление к самостоятельности, все же пожалел ее. Он заглянул в голубые простодушные глаза ребенка и мысленно поклялся перевернуть небо и землю, лишь бы любимая нашла счастье.

Он обозрел окружающее пространство и, к своему ужасу, увидел кипящий гребень приближающейся волны. Высоченный вал не имел, казалось, ни конца ни края. Леденящим холодом сковало затылок: Питт не сомневался, что за первым валом следуют такие же.

Предупредив криком Джордино, он рывком прижал Мэйв к днищу лодки. Вал наводнил лодку пеной и брызгами. Основной удар пришелся на носовую часть. Зад суденышка взметнулся, и лодка, развернувшись боком, рухнула в глубокую яму.

Вторая волна заслонила звезды и обрушилась с тяжестью грузового поезда. Лодка погрузилась в черное месиво. Осатаневшее море оставило Питту один-единственный шанс выжить, и он что было сил вцепился в сиденье. Оказаться за бортом значило там же и остаться. Навек.

Каким-то чудом суденышко выбралось на поверхность, но только для того, чтобы закрутиться в неистовом аду рассвирепевшей воды. Когда Питту почудилось, что пора прощаться с жизнью, лодка скользнула вниз по гладкому гребню и спокойно закачалась на мелких волнах. Буйные валы умчались прочь.

— Очередная четкая картинка морского нрава, — заметил, отфыркиваясь, Джордино. — Чем мы досадили морю, что оно так взъярилось?

Питт усадил Мэйв:

— С тобой все в порядке?

Мэйв несколько секунд откашливалась, потом судорожно вздохнула:

— Надеюсь… Скажите, бога ради, что это на нас навалилось?

— Полагаю, сейсмические волнения на морском дне. Порой сильной встряски не требуется, чтобы поднять целую вереницу норовистых волн.

Мэйв убрала с глаз мокрые прядки светлых волос.

— Спасибо еще лодка не опрокинулась и никто из нас за борт не вылетел.

— А как руль? — спросил Питт у Джордино.

— Еще висит. И мачта целехонька, но парус на клочки порвало.

— Запасы еды и питьевой воды тоже вполне сохранились, — радостно доложила Мэйв.

— Выходит, вышли из передряги без больших потерь, — сказал Джордино таким тоном, будто сам не совсем в это верил.

— Боюсь, что ненадолго, — трезво заметил Питт.

Мэйв оглядела суденышко:

— Не вижу ничего такого, что нельзя залатать.

— И я не вижу, — откликнулся Джордино, проверив поплавки.

— А вы под ноги себе взгляните, — посоветовал Питт.

В ярком лунном свете было хорошо видно, какое напряженное у него лицо. Взглянув туда, куда указывал палец, Мэйв и Джордино обомлели.

По всему днищу шла трещина.

 

37

 

Руди Ганн был не из тех, кого бросает в пот от страха или в дрожь от победы. В жизни он полагался только на свои умственные способности и на вкусовые привычки. Благодаря этому выглядел Ганн моложаво и подтянуто. Раз или два в неделю, когда, как сегодня, нападала охота, он во время обеденного перерыва садился на велосипед и катил рядом с Сэндекером, который трусил по беговой дорожке Потомак-парка. Пока один утрамбовывал асфальт, а другой крутил педали, обсуждались дела НУМА.

— Как долго можно продержаться в море без руля и ветрил? — спросил Сэндекер, поправляя на лбу ленту от пота.

— Стив Каллахен, яхтсмен, продержался семьдесят шесть дней. Его судно затонуло возле Канарских островов, и он пересел в надувную лодку, — ответил Ганн.

Быстрый переход