— В таком случае почему в колледже выбор пал на искусствоведение?

— Потому что люблю искусство.

— И при этом остаетесь учительницей английского?

— А чем плохо оставаться учительницей английского? — Спрятать настороженность не удается.

Он останавливается и поворачивается лицом.

— Абсолютно ничего плохого в этом занятии нет, вот только не уверен, что вы хотите делать то, что делаете.

— А вы не знаете меня настолько хорошо, чтобы позволять себе подобные утверждения. Точнее, совсем меня не знаете.

— Достаточно того, что отлично понимаю интерес и волнение в ваших глазах там, в галерее.

— Не отрицаю. — Внезапный порыв ветра заставляет вздрогнуть. Вот еще психоаналитик нашелся! Не хочу, чтобы меня изучали. Этот человек слишком многое видит. — Пойдемте.

Он стряхивает с себя пиджак и, прежде чем успеваю сообразить, что происходит, накидывает мне на плечи. Теперь мужественный запах окружает со всех сторон. Стою в блейзере Криса Мерита и снова внезапно теряю дар речи. Он придерживает руками лацканы и смотрит сверху вниз. Замечаю, что правая рука сплошь покрыта яркой татуировкой. Еще никогда я не стояла рядом с мужчиной, избравшим столь экстравагантный способ самоутверждения. Не ожидала, что изображения на теле могут привлечь мое внимание, и в ту же минуту предательски спрашиваю себя, в каких еще местах может обнаружиться татуировка.

— Видел, как вы разговаривали с Марком, — говорит Крис. — Что-то купили?

— С удовольствием купила бы, — фыркаю я, и неблагородный звук, вырвавшийся вполне естественно, заставляет трезво взглянуть на обстоятельства. Мы с этим мужчиной принадлежим разным мирам. Он — воплощение мечты, ставшей явью, а моя мечта так и не сбылась. — Сомневаюсь, что могу позволить себе даже самую маленькую вашу кисточку, не говоря уже о целой картине.

Он прищуривается.

— Нельзя лишать себя того, что привлекает и интригует. — Голос Мерита похож на шершавую наждачную бумагу, но мои воспаленные нервы почему-то воспринимают его как бархат.

Внезапно возникает сомнение: об искусстве ли идет речь? В горле мгновенно пересыхает. С трудом сглатываю и, хотя вовсе не уверена, что приняла окончательное решение, зачем-то сообщаю:

— Поступаю на временную работу в галерею «Аллюр».

Густые светлые брови удивленно поднимаются.

— Что, прямо сейчас?

— Да. — В это мгновение понимаю, что только что отбросила последние сомнения. — Буду заменять Ребекку Мэйсон вплоть до ее возвращения. — Пристально смотрю в лицо Мерита, пытаясь уловить его реакцию, однако не вижу ровным счетом ничего. Он непроницаем… или это я настолько взволнована его близостью, что ничего не вижу?

Теплые ладони все еще лежат на лацканах пиджака, и Крис не спешит убрать их. А я и не хочу, чтобы он убирал. Хочу, чтобы… не знаю… да, хочу. Хочу, чтобы он меня поцеловал. Глупое, фантастическое желание, рожденное дневниками. Краснею и отвожу взгляд, чувствуя, как огонь его воли выжигает изнутри. Поворачиваюсь к машине и с изумлением вижу, что она рядом.

— А я уже на месте.

Руки Криса медленно, неохотно отпускают мой — точнее, его пиджак. Тут же подхожу к машине, строго-настрого приказывая себе больше не ронять сумку. Отпираю замки и, прежде чем открыть дверь, останавливаюсь возле бордюра. Оборачиваюсь и обнаруживаю его совсем близко — восхитительно близко. А его пьянящий аромат сводит с ума и разжигает в животе пламя.

— Спасибо за компанию и за заботу. — С сожалением снимаю пиджак.

Мерит протягивает руку, а я надеюсь, что он дотронется до меня, и в то же время страшусь прикосновения.