Если ее не прикончат стригои, то уж солнце погубит наверняка.

 Элисабета рванулась вперед. Она не спасует, позволив гонителям наложить на нее руки. Подобные твари недостойны окончить ее жизнь.

 Сосредоточилась на цели, лежащей впереди.

 От стен Ватикана ее отделяет всего пара улиц.

 Сангвинисты ни за что не позволят такой своре стригоев проникнуть в их святой город. Выкосят их, как бурьян. Она мчалась навстречу такой же смерти с единственной надеждой в своем бестрепетном сердце.

 

Она носительница секрета того, где сокрыт Рун.

 Но будет ли этого довольно, чтобы отвратить их мечи от ее шеи?

 Неизвестно.

 

 

 

 Глава 11

 

 19 декабря, 07 часов 34 минуты

 по центральноевропейскому времени

 Ватикан

 

 — Помогите! — послышался голос за его дверью.

 Услышав в нем страх и безотлагательность, кардинал Бернард встал из-за стола и пересек свои покои в мгновение ока, не трудясь скрыть свою инакость от отца Амбросе. Хотя помощник и знал о тайной натуре кардинала, но все равно испуганно отпрянул.

 Не обращая на него внимания, Бернард рывком распахнул дверь, едва не сорвав ее с петель. И узрел юное обличье немецкого монаха, брата Леопольда, недавно прибывшего из Эттальского аббатства. С другой стороны стоял тщедушный новичок по имени Марио. А между собой они держали безвольное тело священника, повесившего голову.

 — Я нашел его, когда он выбрался из нижних тоннелей, — сообщил Марио.

 От тела распространялся уксусный запах старого вина, заполнивший комнату, как только Леопольд и Марио переступили порог со своей ношей. Из мокрой сутаны виднелись восковые запястья. Пергаментная кожа плотно обтягивала кости.

 Этот священник долго голодал и много страдал.

 Бернард приподнял подбородок этого человека. И узрел лицо, знакомое ему, как собственное, — высокие славянские скулы, подбородок с глубокой ямкой и высокий гладкий лоб.

 — Рун?

 Перекрывая первый шок, на него волнами набегали эмоции при виде истерзанного тела друга: ярость на тех, кто навлек подобное на него; страх, что спасти его уже не удастся; а еще изрядное облегчение. И оттого, что Рун вернулся, и оттого, что его состояние красноречиво свидетельствует: всех этих девушек в Риме убил и выпил не он.

 Еще не все потеряно.

 Полные муки темные зеницы открылись и закатились снова.

 — Рун! — взывал Бернард. — Кто содеял это с тобой?

 С трудом шевеля потрескавшимися губами, Рун пролепетал:

 — Она идет. Она приближается к святому граду.

 — Кто?

 — Она ведет их к нам, — шепнул Рун. — Много стригоев. Идут сюда.

 И, доставив это сообщение, рухнул без сил.

 Подхватив Руна под коленями, Леопольд поднял его, будто ребенка. Изнуренное тело безвольно обвисло. Бернард понял, что от Руна в таком состоянии больше ничего не добьешься. Он так изможден, что одним вином его на ноги не поставить.

 — Отнесите его на кушетку, — распорядился Бернард. — Предоставьте его мне.

 Юный книжник повиновался, положив Руна на стоящую в покое небольшую софу.

 Кардинал повернулся к Марио, глазевшему на него широко распахнутыми голубыми глазами. Приняв крест совсем недавно, тот ничего подобного и вообразить еще не мог.

 — Ступайте с братом Леопольдом и отцом Амбросе.