В гробу видал Северный такое «семейное счастье». Он только в том самом блаженном одиночестве прекрасно себя чувствует. Женским вниманием не обделён – только моргни, любого фасона молодухи накидываются. Бывало, соринка в глаз попадёт – так и моргнуть боязно. Не отобьёшься потом. Ну, такова она, особенность нормальной физиологии органа зрения: глазное яблоко двигается в глазнице; слёзная жидкость увлажняет и смазывает склеру, облегчая это движение; когда веко моргает – в интервале от двух до десяти секунд, – слёзная жидкость распространяется по всему глазному яблоку. Большая часть женщин даже этот, мягко сказать, неромантичный процесс воспринимает как любовную прелюдию. Да ладно там физиология органа зрения! Это ещё цветочки. Недавно вот сидел за барной стойкой далеко не пафосного кабака, никого не трогал, минералку попивал, телевизор смотрел и не моргал ни разу. Тут к нему подходит блондинка неземной красоты лет на тридцать его моложе. Мол, огоньку не найдётся? Классика. Прям таёжная заимка и усталая путница, а не барная стойка и очередное дитя мегаполиса, воспитанное квадратными километрами глянцевых страниц. Ну, нашёл он блондинке «огонёк», чего уж там на ровном месте философию разводить. Далее по плану. Та, разумеется, нет чтобы отойти, скромно поблагодарив и потупив густо унавоженные очи, водрузилась на соседний табурет и давай Северному отдых портить. Де, и скучно ей, и грустно…

– Кстати, как вас зовут?

– Всеволод Алексеевич.

И, заметьте, он не спросил, как зовут блондинку! Так она дематериализовалась? Держи карман шире!

– Ах, расскажите мне, Всеволод Алексеевич, что-нибудь интересное!

Джентльмен он или где? Заказал ей рюмку мятного ликёра, потому что детям виски с утра наливать бесполезно, и рассказал. С интересом рассказал про то, что существуют два хорошо охарактеризованных пути апоптоза: с участием рецепторов клеточной гибели – внешний путь, и с участием митохондрий – собственный путь. И что апоптоз индуцируется связыванием специфических лигандов из группы TNF со своими рецепторами – рецепторами клеточной гибели. Обычно после таких «интересных» рассказов мухи дохнут. Причём прямо в том мятном ликёре. Но кто же знал, что юная блондиночка – студентка биофака МГУ. Пришлось быть джентльменом до конца – провести с ней всё утро, весь день и даже всю ночь. Хотя в планы Всеволода Алексеевича не входило уестествление этого полевого цветка мироздания. В баре он ждал букиниста. Что, впрочем, не помешало. И Северный отчалил в своё идеальное холостяцкое гнездо не только с биологически подкованной студенткой, но и с четырнадцатью томами полного собрания метаний Николая Васильевича Гоголя, созданного асами препарирования словесности, 1940–1952 гг. издания. Метаний Гоголя в достижении недостижимого в сочинительстве – совершенства.

Впрочем, оно было хорошо, это биологически подкованное существо. Особенно умытое. Хотя, как обычно все они, нарушила гармонию. С каким омерзением он отмывал от лохани для омовений полоску, оставленную пеной. С каким отвращением выбрасывал её помаду, забытую ненароком на полочке в ванной комнате. Все они, что ли, страдают этим «ненароком»? У семейных, поди, бабы ещё и прокладки разбрасывают где ни попадя? И что, так трудно, поплескавшись в ванне, смыть за собой? Или эти создания под названием «женщины» полагают, что «забытая» помада – это метка? Простите, дамы, это территория самца, отрицающего брачные игры. А «пенная» кайма – это вообще… Эпидермис, кожное сало, щетинистые и пушковые волосы. О нет! Никакой профессиональной деформации! Сплошная констатация фактов… Почему он должен смывать чужое кожное сало, сторонний эпидермис, не говоря уже о щетинистых волосах, со своей ванны?.