Письмо было без обращения:

«Уезжая утром, я совершенно забыл, что сегодня в Опере премьера. В подобных случаях принято появляться в собственной ложе. Леди Деверо любезно согласилась быть нашей гостьей, и вы окажете мне огромную услугу, если пригласите еще человек семь на обед с тем, чтобы потом они сопровождали нас в» Ковент-Гарден «.

Надеюсь, я не причинил вам беспокойства, уведомив вас за столь короткий срок.

Себастьян».

Люсинда внимательно прочитала письмо и, взглянув на мистера Грейстоуна, улыбнулась.

— Мне очень жаль, но вам предстоит срочная работа, — сказала она. — Его светлость желает устроить обед на десять персон, а потом мы поедем в Оперу.

Он уже пригласил одного гостя — даму.

Мистер Грейстоун, подумала Люсинда, великолепный секретарь. Он помнил, кто радушно принимал у себя Люсинду, кто не пожелает ехать в Оперу и с кем можно сейчас быстро связаться, чтобы получить немедленный ответ.

Люсинда прошла в библиотеку и написала приглашения, а мистер Грейстоун, учитывавший все на свете, предложил ей написать еще два дополнительных приглашения на тот случай, если у кого-то сегодняшний вечер уже занят.

— Я буду держать эти два приглашения при себе, чтобы не беспокоить вашу светлость, когда вернется посыльный.

— Вы обо всем успеваете подумать, — сказала Люсинда. — Нам нужен еще мужчина — надеюсь, полковник Холстед будет свободен.

— Полковник всегда отменяет все назначенные встречи, когда он нужен его светлости, — просто сказал мистер Грейстоун.

— Да, конечно, — согласилась Люсинда. — Мне трудно представить, что бы мы без него делали. Надеюсь, ему нравится бывать в Опере!

Ирония судьбы: она только что вернулась от Хуаниты. Разве Люсинда могла предположить, что так скоро ей удастся увидеть спектакль с ее участием. Интересно, почувствует ли Хуанита, что они находятся среди зрителей!

Мистер Грейстоун ушел, и Люсинде захотелось взглянуть на себя в зеркало. Ей все еще трудно было привыкнуть к своему виду: волосы завиты и зачесаны высоко наверх, сверкающие бриллианты в ушах. Неужели эта белоснежная кожа может принадлежать ей?

— И все-таки я осталась прежней, — пробормотала она. — Я Люсинда, которую никто не любит и которая никому не нужна.

Ей показалось, что позади себя в зеркале она видит леди Деверо, ее глаза опушены темными ресницами, яркие губки слегка надуты.

— Неужели Себастьян действительно любит тебя? — обратилась Люсинда к призраку. — А ты-то его любишь? Или ты, как Хуанита, намереваешься вытащить из него все, что можно? Какова была бы твоя любовь, если бы он был беден, если бы он не был persona grata в Кларенс-хаузе, если бы ему не завидовал весь Лондон?

Люсинда глубоко вздохнула.

Интересно, что сказал бы лорд Меридан, узнай он о ее разговоре с Хуанитой да Рива. Танцовщица оказалась настолько глупой, что всему поверила. Но с леди Деверо придется действовать более тонко.

Люсинда почувствовала себя маленькой и беспомощной. Как страшно ей вступать в этот мир без всякой поддержки! Неужели это невозможно — завоевать любовь своего мужа?

Она вспомнила совет Красавчика Браммеля: «Не будьте робкой, заставьте их замечать вас!» Продолжая рассматривать себя в зеркало, которое висело над изящным, украшенным купидонами столиком времен Карла II, Люсинда вздернула подбородок.

Обеспокоенный и несчастный вид сменился решительностью. Люсинда была полна жизни, глаза сверкали, как у воина перед битвой. Ведь Нат так часто говорил ей; «Пока судья не досчитал до десяти, нельзя считать себя побежденной».