Но он не отзывался на мою беспомощную безмолвную лихорадку. Он явно издевался надо мной. Я подтянулась к краю лавки, желая почувствовать его, обвила ногами его пояс, прижимая лодыжки его твёрдые, как камень ягодицы, незнакомец прошипел, будто толкнулся бёдрами, потираясь своим огромным органом между моих ног, так влажно и горячо, что потяжелели груди.

Он отстранился и коснулся пальцами моего лона, твёрдо провёл по складкам, раздвигая плоть. Великая Орта, какими же ощутимыми были прикосновения, такими явными, осязаемыми, острыми, вынуждавшими моё тело вибрировать. Но ведь это сон. Или не сон, и меня кто то касался?

Поглаживания стали быстрее и грубее, заставляя меня подбросить бёдра навстречу его движениям, ощущая, как сразу два пальца плавно погрузились в меня, заполняя, растягивая, но тут же будто обожгло изнутри, разлилась по животу жгучая боль. Я всхлипнула и резко дёрнулась, отстраняясь, сжимаясь, пытаясь вырваться – боль меня отрезвила. Я завозилась, пытаясь выбраться из этого липкого плена, услышала злое рычание, а следом он сжал пальцами мою грудь, и горячие губы сомкнулись на моём соске, втянули его, заставляя вновь забиться и утонуть в сладком томлении. Губы посасывали твёрдую горошину и с силой втягивали в себя до болезненной пульсации, а следом шершавый язык оглаживал, играя, пуская по телу тягучие волны. Я всхлипывала и выгибалась навстречу его губам, страстным, горячим, чувственным. Наигравшись с соском, незнакомец прервал муку и скользнул вниз моего тела, обводя языком пупок, на миг нырнув языком в него языком, и, отставляя влажный след, опустился ещё ниже. Жёстко сдавив колени, он застыл. Я ощущала кипяток его дыхания на чувствительных нежных складках, слишком влажных, набухших, желая получить его твёрдый гибкий язык. Я не видела его, но чувствовала, как его взгляд жжёт меня и ласкает.

Его язык ударил и забился по чувственному бугорку так, что по телу разбегались горячие волны блаженства. Так горячо, горячо и порочно, что меня обжигало стыдом и вожделением отдаться его губам, позволить лизать себя, ласкать и брать пальцами. Это было слишком невыносимо, бесстыдно и откровенно для меня, вновь беспокойство толкнулось изнутри, но его тут же задавил водопад ласк его умелого языка. Между ног стало так сладко и томительно, что я невольно свела колени, но он крепко держал меня, впивая пальцы в лодыжки, выглаживая языком складки, впиваясь ртом в них, прихватывая губами, всасывал и кусал. Я застонала не в силах сдержаться от этой сладкой и порочной пытки. Его губы то ласкали нежно и медленно, то терзали яростно, грубо, причиняя боль, от которой у меня в голове звенело и туманилось. Рассудок кричал остановить это всё, но ему не пробиться через толщу пелены. Моё тело предательски отзывалось на каждое движения языка, заглушая всякое волнение, что не успевало рождаться. Камни печи растирали в кровь мою спину, щипали, но меня это не волновало. Его язык пробовал меня, танцуя на набухшей плоти, лоно сжималось судорожно, жаждало принять его внутрь, и я цеплялась за лавку, но он жёсткими пальцами удерживали меня на весу, жёстко дёргая на себя, насаживая на свой язык. Я откинула голову, содрогаясь, и двигала бёдрами ему навстречу быстро, порывисто, неумело, чувствуя боль внизу живота, но она заглушалась от беспрерывных коротких движений его языка внутри, он пил меня, брал жёстко, твёрдо, почти равнодушно, холодная глыба, жестокая и безжалостная, он захватил меня в плен, в этот миг я возненавидела его.

Я вскрикнула, а следом из моего горла, кажется, вырвались какие то звуки, в то время как тело непроизвольно совершало рывки к нему, к его горячему языку, что упирался в преграду. В следующий миг меня оглушило, затопило волной, буквально придавив к лавке, раздавливая, уничтожая, сламывая до ненависти к самой себе за это невыносимое ощущение, что позволила взять.