— В Кавонии ничего не крадут! Кроме сердец!

— Ты украл мое сердце, — прошептала Теола.

Он посмотрел ей в глаза, и Теола, сделав над собой усилие, попросила:

— Расскажи мне остальное.

— Потом я начал торговаться с герцогом.

— Торговаться? — изумленно воскликнула Теола.

— Насчет твоей одежды, моя драгоценная. Я обожаю тебя такой, какая ты сейчас, но у меня такое ощущение, что тебе будет несколько неловко появляться на людях в таком наряде.

Произнося эти слова, он стянул халатик с ее белого плечика и поцеловал его.

— Но что ты имел в виду, когда сказал, что торговался с дядей Септимусом?

— Я указал герцогу и, разумеется, твоей кузине на то, что приданое привезли, чтобы носить его в Кавонии. «Когда леди Кэтрин вернется в Англию, — сказал я, — она может выбрать мужа среди принцев Швеции, Норвегии, Дании или даже Пруссии. В этом случае те платья, которые она привезла сюда, окажутся слишком легкими, чтобы носить их в столь холодном климате». — «Что вы предлагаете?»— спросил герцог. И я назвал ему сумму в наличных.

— Как ты мог? — воскликнула Теола.

— Никиас уже рассказал мне, что твой дядя — человек бережливый до скупости, — ответил Алексис. — У меня было такое чувство, что теперь, когда брак с королем не состоялся, он жалеет о потраченных на приданое дочери средствах.

— И ты… купил его… для меня? — спросила Теола почти бессвязно.

— Думаю, твой дядя остался очень доволен той сделкой, которую мы заключили.

— Но что сказала Кэтрин?

— Она сказала, что настаивает на возможности взять с собой на корабль достаточно одежды на дорогу до Марселя.

— И ты согласился?

— Конечно! — ответил Алексис. — Я послал за Магарой и сказал, что ей следует уложить.

— На это ушло много времени?

— Не много. Как только сундук был готов, его поместили в карету герцога, и они помчались к Кевии так быстро, как только могли.

У Теолы вырвался вздох облегчения.

— Мне неудобно… что ты потратил на меня столько денег, — огорченно произнесла Теола. — Я ведь знаю, как дорого стоило приданое Кэтрин.

— Если тебе от этого станет легче, — сказал Алексис, — мне сообщили, что во дворец уже приходил торговец предметами искусства в надежде купить портреты предков Габсбургов и продать их в Вене.

— О, я так рада, что ты избавишься от них! — воскликнула Теола.

— Я тоже, — согласился Алексис. — Никогда больше не желаю видеть их самодовольные физиономии!

— Интересно, какие платья упаковала Магара для Кэтрин? — пробормотала Теола.

Она надеялась, что ее свадебное платье не уехало с кузиной. Ей хотелось всю жизнь хранить его как сокровище.

— Открою тебе маленькую тайну, — сказал Алексис. — Я разговаривал с Магарой по-кавонийски, и, естественно, ни твой дядя, ни его дочь, которая в один прекрасный день надеялась стать королевой нашей страны, не поняли, какое я отдал распоряжение.

— И какое же?

— Я велел Магаре упаковать всю ту одежду, которую ты привезла в Кавонию для себя, — только ее и ничего больше!

Теола тихо ахнула и с недоверием посмотрела на мужа.

— Мои платья? Ты отдал Кэтрин… эти платья? Ох, Алексис, как ты мог?

— Она ведь всегда сможет надеть к ним тиару! — серьезно ответил он, но глаза его насмешливо блестели.