— Не знаете, кто-нибудь еще находился в квартире, кроме вашего мужа?

— Нет, не думаю. — Казалось, вдова только сейчас заметила репортера. — Мы не встречались?

Ваше лицо кажется мне знакомым. Хит поспешила вступить в разговор, чтобы побыстрее замять щекотливую тему.

— Мистер Рук — журналист. Он работает с нами неофициально. Очень неофициально.

— Журналист… Вы же не собираетесь написать статью о моем муже?

— Нет. Специально о вашем муже — нет. Я просто знакомлюсь с работой отдела по расследованию убийств.

— Хорошо. Потому что моему мужу это не понравилось бы. Он называл всех журналистов ублюдками.

Никки Хит заверила ее, что прекрасно понимает, но смотрела при этом на Рука. Затем продолжила:

— В последнее время вы не замечали каких-либо изменений в поведении и настроении вашего супруга?

— Мэтт не покончил с собой, даже не думайте об этом. — Аристократические манеры выпускницы дорогой частной школы мгновенно испарились.

— Миссис Старр, мы просто хотим рассмотреть все…

— Довольно! Мой муж любил меня и нашего сына. Он любил жизнь. Боже мой, он как раз строил малоэтажное здание смешанного назначения из натуральных материалов… — Под ее зачесанной набок челкой выступили капельки пота. — Почему вы задаете мне глупые вопросы, когда вам следует искать убийцу?

Детектив Хит позволила ей выпустить пар. Она достаточно насмотрелась на родственников и понимала, что самые сдержанные в конце концов устраивают самые громкие истерики. А может, она просто вспомнила тот день, когда сама оказалась на месте этой женщины — ей было девятнадцать лет, и ее мир рухнул в одно мгновение. Как же это было тогда? Выплеснула ли она свои гнев, или просто загнала все эмоции поглубже?

— Черт, сейчас лето, мы должны были быть в Хэмптоне. Этого не случилось бы, если бы мы жили в Стормфолле.

Вот и о деньгах зашла речь. Люди не просто покупают поместье в Восточном Хэмптоне, они обязательно дают ему имя. Стормфолл был уединенным уголком с видом на пляж, соседствовал с поместьем Сайнфелда, и оттуда была видна часть особняка Спилберга.

— Ненавижу этот город! — кричала Кимберли. — Ненавижу его, ненавижу! Что это у вас, трехсотое убийство за год? Да вам все это безразлично. — Она тяжело выдохнула, очевидно закончив. Хит закрыла блокнот, обошла журнальный столик и села рядом с вдовой на диван.

— Пожалуйста, послушайте меня. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете.

— Ничего вы не понимаете.

— К сожалению, понимаю. — Она помолчала, давая Кимберли возможность осмыслить ее слова, затем продолжала: — Для меня убийства — это не цифры. Умер человек. Человек, которого вы любили. Человек, с которым вы сегодня собирались обедать. Маленький мальчик потерял отца. Кто-то несет за это ответственность. И я обещаю вам, что доведу это дело до конца.

Кимберли несколько успокоилась — а может быть, сказывался шок; она кивнула и спросила, нельзя ли закончить с вопросами позднее.

— Сейчас я должна идти к сыну. И она оставила полицейских в квартире продолжать осмотр.

Когда Кимберли ушла, Рук заговорил:

— Мне всегда было интересно, откуда берутся все эти Марты Стюарт. Должно быть, их выводят на секретной ферме где-нибудь в Коннектикуте.

— Спасибо, что не вмешивался, пока она тут брызгала слюной.

Рук пожал плечами:

— Хотел бы я сказать, что молчал из деликатности, но, вообще-то, дело было в кресле. Мужчине трудно выглядеть убедительно, сидя на шелке в цветочек.