|
Она забарабанила ступнями, сбегая вниз по узкой скрипучей лестнице, и выбежала в ночь на площадку, тронутую серебром, которая была её садом. Темный изгиб леса был усеян огоньками Разочарованного дола, словно темная ладонь звездочками. На другом конце леса, высоко над городом, стоял Ауример Хауз, колокольня которого, напоминала палец скелета, упирающегося прямо в небеса. Ауример Хауз был выстроен в то же время, когда Линбёрны основали город, и они жили там поколение за поколением, будучи владельцами всего, что охватывал взор. Особняк в Разочарованном доле виден был отовсюду, его окна напоминали пытливые глаза, которые пристально наблюдали за всем происходящим вокруг. Кэми всегда ловила себя на том, что и сама наблюдает за ними в ответ.
Впервые Кэми видела, чтобы во всех окнах горел свет, сияющий золотом. Наконец, Линбёрны были дома. Вдруг раздался очень громкий и протяжный вой, от которого у Кэми по спине пробежали мурашки, и она побежала к садовой калитке, где остановилась, чтобы вглядеться в темноту. Потом вой оборвался. Больше не было слышно ничего, кроме ночного ветра, успокаивающего Кэми, пробегая холодными струями по её волосам, как будто это был всего лишь плохой сон. Кэми попыталась мысленно успокоиться. "Что случилось?" — спросил голос у Кэми в голове, её окружила его обеспокоенность. Она на мгновение почувствовала тепло, несмотря на ветер. "Ничего не случилось", — ответила Кэми. Она почувствовала, что присутствие Джареда ускользает от неё, пока она оставалась какое-то время стоять в саду, залитом лунным светом, слушая тишину леса. Затем она вернулась в дом, чтобы закончить свою статью. Она еще ничего так и не рассказала Анджеле о газете. Кэми слышала голос у себя в голове всю свою жизнь. Когда ей было восемь лет, люди считали милым, что у неё был воображаемый друг. Теперь, когда ей было семнадцать, все сильно изменилось. Кэми привыкла, что люди считают её чокнутой. — Ты чокнутая, — сказала её лучшая подруга, Анджела, когда за пять минут до начала их первого учебного дня прозвенел звонок. Анджела переехала из Лондона в Разочарованный дол, когда Кэми было двенадцать. Время оказалось, что ни на есть, самым подходящим, потому что её первая лучшая подруга, Никола Прендергаст, только что её бросила, потому что Кэми была слишком странной. — Такое во все времена говорят о великих провидцах, — проинформировала её Кэми, спеша по коридору, стараясь идти в ногу с длинноногой широкошагающей Анджелой. — А знаешь, кто еще так говорит? — требовательно спросила Анджела. — Все сумасшедшие. — Она одарила Кэми, взглядом, который говорил, что бы Кэми перестала ей докучать. При обычных обстоятельствах, это бы не обеспокоило её. Анджела всегда смотрела на людей с таким выражением, но Кэми обычно, все равно, удавалось уговорить её, сделать то, что хотелось Кэми. Но Кэми никогда ничего так не сильно не хотелось. — Прошлым летом, когда мы добровольно отправились в качестве помощниц в крикетный лагерь… — Когда ты нас записала добровольцами, не спросив меня, да, — сказала Анджела. Кэми не стала заострять внимание на этой мелочи. — Помнишь, как я предложила детям вести дневники, которые превратились в разоблачение изнаночной стороны крикетного лагеря? — Считаю, что такое невозможно забыть, — сказала ей Анджела. — А помнишь, как в прошлом году, когда я начала ходатайствовать, чтобы мисс Маккензи уволили, а она гонялась за мной по полю, размахивая хоккейной клюшкой, и мы должны были выступить перед Советом школы? — И такое не забудешь, — сказала Анджела. — Я хочу сказать, что у нас есть возможность докопаться до правды, и это не касается спорта, — настаивала Кэми. |
