— А что, он тоже давит на психику, — невольно рассмеялся Лавр. — Удивительное несоответствие!

   — Краскопульт влияет и на психику маляра и на скорость его работы. Санек, ну, маляр из Орши, одолжил на время краскопульт, возвратил неочищенный. А в нем засохла краска в подающих трубках. Попробовали расковырять — куда там, не поддалась... Придется покупать новый.

   — Может, лучше пылесос, Помнится, раньше советские пылесосы умели белить. Для этого труба к заднему месту цеплялась, к выхлопу.

   — Раньше умели, сейчас разучились.

   — Уговорила, профессионалка. Допиваю кофе и — рысью за пультом.

   — О колере тоже не забудьте!

   — Обязательно! Психологический настрой в спальне имеет сейчас для меня огромное значение. По сравнению с ним все остальное — чепуха...

   Проводив разбитную молодку смешливым взглядом, Лавр снова позвонил сыну. И снова безрезультатно...

   Глава 23

   Федечка немного постоял перед проходной. Той самой, которая, если верить песне, кого-то куда-то вывела, а его — введет. Нерешительности не было — все сомнения остались в Москве. Просто он еще раз продумывал предстоящую нелегкую беседу с директором «консервки».

   Вообще-то продумывать нет нужды. Потому-что неизвестно, как поведет себя директор, какие виражи заложит, какие требования обрушит на свалившегося на его голову инвестора. Вполне может послать его куда подальше.

   В проходной, за остекленной перегородкой — два вохровца. Пожилой и молодой. Пожилой равнодушно поглядел на незваного посетителя, молодой оскалился в ехидной улыбке. Дескать, узнал наглого очкарика, которого недавно, при попытке проникнуть на охраняемый об"ект, вышиб на улицу.

   — Там пропуск заказан на Лаврикова, — Федечка склонился к окошку, показал раскрытый паспорт.

   — Лавриков? Поглядим... Леонов, Луковичный, Сидоренко... Ага, есть такой! Иди.

   На паспорт — ни малейшего внимания. Будто у парня на лбу написано, что он — Лавриков, а не Сидоренко.

   — Не подскажете, как найти директора?

   Простой вопрос задан со значением. Посетителя не интересуют ни мастера, ни начальники цехов, ни даже главный инженер. Все это — шушера. Его уровень — только один директор.

   — Сразу упрешься в кирпичный корпус, через железную дверь на второй этаж. Там спросишь...

   На второй этаж Федечка не поднялся. Притормозил возле открытых дверей, ведущих в один из заводских цехов. Осторожно заглянул. Вполне современное оборудоване. По ленте конвейера, на подобии солдат в строю, плывут одномастные бутылки. Автомат впрыскивает в них какую-то жидкость, второй завинчивает пробки. Рабочий следит за порядком конвейре, второй, наверно, наладчик, что-то подвинчивает-подкручивает.

   — Господин Лавриков, вам — на второй этаж!

   Ехидный вохровец стоит за спиной, покачивает черной палкой.

   — Извините, заблудился, — вежливо отозвался Федечка, открывая тяжелую дверь, ведущую на лестницу.

   Секретарша беспрепятственно пропустила его в кабинет. Даже не спросила: кто и по какому вопросу? Или здесь все на распашку, или внешний вид молодого бизнесмена вызывает чувство доверия.

   Кабинет, как кабинет. Деловая, без излишеств, обстановка. Стол, заваленный чертежами и бумагами, несколько жестких стульев, непременный компьютер устаревшей марки,старомодный ламповый приемник.

   Мамыкин по хозяйски открыл дверь, прошел к тумбочке, выключил приемник.