Изменить размер шрифта - +
Он не сомневался, что ни одна река в мире не достойна более поверхностного созерцания, чем Гудзон.

Ему надо было многое обдумать. Инцестуальный эксгибиционизм Фрэнки заботил его меньше всего.

Он мельком взглянул на первую страницу «Таймс» в руках соседа и увидел заголовки, которые ожидал увидеть. «Европейский союз заявляет, что американской гуманитарной помощи недостаточно». «Могут погибнуть 50 тысяч человек, — говорят официальные лица России». И конечно: «Костоправ наносит новый удар: еще одно тело с вырванным позвоночником обнаружено в Бруклине».

Томас попытался прочитать неясные колонки текста под заголовком. Единственные слова, которые он смог различить, были «позвоночник» и «выпотрошено». Томас моргнул и прищурился, ругая себя за то, что предается нездоровому любопытству. Тысячелетия назад, когда люди жили небольшими общинами, внимание, обращенное на случайные акты насилия, обычно вознаграждалось увеличением собственной способности к размножению. Вот почему в человеческом мозге было заложено обращать на это внимание.

Но теперь? Это было чуть больше, чем потворство своим желаниям. Лакомство для рудиментов каменного века.

Чтобы отвлечься, Томас подумал о прошедшей ночи.

«Он просто долбал меня… Да?»

 

Томас выбрался из теплой влажности подземки на углу Бродвея и 116-й улицы. И скорчился над перилами — на него нахлынуло то, что отец всегда называл «воротит». И поделом — нечего было мешать пиво с виски. Зачем он только согласился?

Странно, однако движение нью-йоркского транспорта и толпы подействовало благотворно.

Колумбийский университет был на удивление оживленным, учитывая, что учебный год еще не начался. Десятки студентов сидели на Лоу-Плаза, все как один бережно держа учебники, стаканчики с кофе и вездесущие ноутбуки. Томасу всегда доставляла истинное удовольствие прогулка до Шермерхорн-холла: все эти мощенные булыжником дворики и кирпичные ограды скверов — контраст травы и старых камней, скромное величие академизма. Он прошел в тени церкви Святого Павла и, казалось, ощутил утреннюю прохладу, источаемую толщей ее стен. Несмотря на все свои тыловые изъяны, Шермерхорн-холл был идеальным вместилищем для психологического факультета. У дизайнеров университета явно был бзик по поводу внутренних пространств: анклавы внутри анклавов. Казалось, Шермерхорну и подобает быть сокровенным, точно так же как и то, что ему подобает быть старым: камень стен выщерблен, стены покоятся на зыбких фундаментах — здание, возведенное людьми, которые еще относились к душе всерьез.

Вероятно, потому, что он был с похмелья, Томас помедлил перед входом, бросив взгляд на вторую половину надписи, начертанной наверху:

Обратись к земле, и она наставит тебя.

«Похвальная заповедь, — подумал он. — Но что, если человечество мутит при одной мысли о таком занятии?»

 

Томас заглянул в факультетскую канцелярию, чтобы проверить свою корреспонденцию.

— О, профессор Байбл, — услышал он голос Сьюзен, руководителя референтов.

Покачиваясь в дверном проеме, Томас улыбнулся ей и сказал в рифму:

— Только побыстрее, Сьюзи — что творится в моем пузе.

Сьюзен сделала серьезное лицо и указала глазами на двух женщин и мужчину, слоняющихся возле противоположной двери. Казалось, они наблюдают за ним с каким-то особым интересом.

— Чем могу быть полезен? — спросил Томас.

В их изучающих взглядах угадывалось нечто смутно агрессивное.

— Профессор Байбл? Томас Байбл? — спросила темноволосая женщина, шагнув навстречу ему и протягивая руку.

Томас не ответил, убежденный, что она и без того знает, кто он.

Быстрый переход