— Как бы мне этого хотелось, милорд, — отозвалась Батиста. — Но, когда вы меня оставите, мне не к кому будет обратиться за помощью…

— Вы должны были быть к этому готовы, когда убегали от отца, — резонно заметил граф. — В конце концов на вашем пути я оказался совсем случайно, да к тому же мы едва знакомы.

Но эти слова не убедили Батисту. Для нее граф стал больше, чем просто знакомым. Он не только пожалел и помог ей. Их к тому же объединила и пережитая опасность. Это приключение сблизило их больше, чем смогли бы сблизить балы и проведенные вместе вечера.

Граф снова вспомнил, как она легла и заснула рядом с ним, полная уверенности, что он не даст ее в обиду.

«Она так молода и доверчива, — подумал он. — Что-то будет с ней в Париже?»

— У вас такое мрачное лицо, — упрекнула его Батиста. — Глядя на вас, можно подумать, что вы отбываете наказание, ужиная со мной.

Ирвин Хоксхед поспешил улыбнуться:

— Я прошу у вас прощения. Признаю, что не имею права так вести себя в обществе столь очаровательной дамы.

— А когда вы ужинаете с дамой, о чем вы обычно говорите? — спросила Батиста.

Графу почему-то не хотелось отвечать на этот вопрос. Обычно с дамами он говорил преимущественно о них самих, и за ужином его гостьи пускали в ход все свои чары, чтобы увлечь и соблазнить его.

— А как вы сами думаете? О чем мы разговариваем? — ответил он вопросом на вопрос.

— Когда я одевалась к ужину, я как раз подумала, — отвечала Батиста, — что в таком платье даме непременно захочется с вами флиртовать. Только я не знаю, что при этом надо говорить или делать.

Граф ничего не ответил, пораженный ее простодушной наивностью, и девушка перегнулась к нему через стол.

— Пожалуйста, скажите, что мне для этого надо делать, — попросила она. — Научите меня кокетничать, и тогда по приезде в Париж… я, возможно, произведу фурор, и мама будет мною… гордиться.

Эта перспектива почему-то не очень воодушевила графа.

— Вы слишком молоды, чтобы, как вы это называете, кокетничать, — отрезал он, — или портить себя фальшью.

Батисту удивил такой отпор, и она стала робко оправдываться:

— Мне просто хотелось стать лучше… Мне хотелось, чтобы вы восхищались мною и не скучали в моей компании.

— Вы скорее бы наскучили мне, когда бы стали неискренней или нарочно старались прельщать мужчин.

Графу следовало бы предусмотреть, что последнее его замечание вызовет у Батисты еще больший интерес.

— Значит, женщины умеют казаться привлекательными в глазах мужчин? — не унималась она. — Что же они для этого говорят, или надевают, или делают? Расскажите мне об этом, милорд, прошу нас.

— Я, право, не знаю, — уклончиво сказал он.

— Нет, знаете. Ну скажите правду, настаивала Батиста. — Мне кажется, что, когда женщина хочет обольстить мужчину, она умеет как-то очаровать его, сказать что-то особое, и тогда он захочет унести ее в ночь, как герой того романа, или даже поцеловать.

Граф молчал. Эта беседа казалась ему весьма неуместной. Разговоров на подобные темы им следовало избегать, хотя теперь он и не знал, как же перевести их беседу в другое русло.

Батиста задумчиво посмотрела на него:

— Как вы считаете… только, пожалуйста, скажите правду, захочется ли какому-нибудь мужчине поцеловать меня? Вам… вам хотелось бы… меня поцеловать?

— Мы, кажется, оба забыли, — сказал он, — что вы моя племянница и о такого рода вещах не пристало говорить с дядей.