Она прикрыла глаза рукой. В комнате повисла напряженная тишина.
— Вы хотите сказать, — спросила она помедлив, — что и Батиста страдала от него?
— Да, он бил ее, потому что она походила на вас, — ответил граф, — и потому что не хотел, чтобы она стала грешницей, как ее мать.
Леди Дансфорд не сдержала стон, а потом произнесла с дрожью в голосе:
— Откуда было мне знать, что он будет так же жесток с Батистой?
— А вы не ожидали от него такого? — спросил граф резко.
— Нет. Когда я жила с ними, он и пальцем ее не тронул. Мне казалось, что он… обожает дочь и никогда не причинит ей зла.
— Думаю, после вашего отъезда он сильно ожесточился, — заключил граф. — Судя по рассказам Батисты, лорд Дансфорд душевно болен.
— А… Батиста? Как она?
— В настоящее время она находится под моим… присмотром, я забочусь о ней, — ответил граф, слегка смешавшись. — Но, как вы знаете, если отец найдет ее, то он, как опекун, имеет полное право забрать дочь. А этого нельзя допустить. Поэтому Батиста просила меня привезти ее к вам.
— Ко мне?
Леди Дансфорд была не на шутку удивлена.
— А к кому же еще? — спросил граф. — Она не общается с родственниками отца, а с вашей родней ей, как вы понимаете, видеться запрещено. Три раза она пыталась убежать, и всякий раз отец возвращал ее домой и жестоко избивал.
Леди Дансфорд закрыла лицо руками, и Ирвин обратил внимание на болезненную тонкость ее пальцев.
— Почему… я не предвидела этого? — прошептала она, и голос ее сорвался.
— Все могло быть гораздо хуже, — сказал граф, — если бы Батисту приняли в дом покаяния, спасти ее было бы уже невозможно. Но сейчас она в Париже, в данный момент она находится у виконта де Дижона.
— Одна? Без сопровождения? — встрепенулась леди Дансфорд.
— Я всем говорю, что Батиста моя племянница, — сказал граф холодно.
Он считал, что леди Дансфорд в ее положении было совсем неуместно заботиться о приличиях.
Наступило долгое молчание. Потом граф продолжил, стремясь как можно скорее покончить с этим тягостным разговором.
— Представьте, каким ужасным открытием было для меня то, что вы больше не живете с графом де Сокорном. Батиста предполагала, что вы сейчас именно с ним.
Леди Дансфорд молчала.
— Я не сомневаюсь, — продолжал граф без должной уверенности, — что теперь вы сможете позаботиться о дочери. Этого хочет она сама. Поймите, она ужасно боится, как бы отец не нашел ее.
— Я понимаю, — согласилась леди Дансфорд. — Только я не смогу взять Батисту.
Граф от удивления подался вперед.
— И после того, как вы узнали, что она пережила за эти три года по вашей вине, вы имеете смелость отказать дочери в помощи? Теперь, когда ей наконец удалось уйти от отца, от такой жизни? Ведь ей, такой юной и ранимой, выпал на долю сущий ад. И во многом именно благодаря вам, миледи!
Леди Дансфорд в отчаянии сжала пальцы.
— Вы не понимаете.
— Я отказываюсь понимать, — сказал он решительно. — А вам следует уяснить, что Батисте некуда больше идти.
Граф был очень резок. Леди Дансфорд увидела осуждение в его глазах, и ее бледные щеки залились краской.
— Позвольте мне… объяснить, — попросила она.
Ее жалобный тон напомнил графу трогательную мольбу Батисты о помощи, и он сказал уже мягче:
— Сделайте милость, объясните. |