– Поехали с нами, – еще раз сказал я.

Он покачал головой.

– Я больше не исчезаю. Я возвращаюсь. Через пару месяцев я буду сильнее, чем раньше. Ты за меня не волнуйся.

Я посмотрел ему в глаза, и он понял, что я знаю, что это неправда. Мы понимали друг друга.

– И куда же вы поедете? – спросил он. – Обратно в Палм-Спрингз? Ты мог бы там набрать несколько новых террористов.

– Это не для меня, – ответил я. И показал рукой вокруг, на Томпсон: – И это тоже не для меня. А что для меня – я не знаю. Это я и должен узнать. Но ты оставайся здесь. Можешь снова начать набирать террористов. Будешь сражаться в битвах за людей. Сохранишь верность.

– Так и сделаю, – сказал он. – Берегите себя.

Мне хотелось плакать, и я не успел стереть скатившуюся по щеке слезу. Поглядев на Филиппа, я импульсивно его обнял.

– Тыбереги себя, – сказал я.

– Ага.

Я влез в машину.

– Пока, – сказал он Джейн. – Мы мало времени провели вместе, но у меня такое чувство, будто я тебя давно знаю. Боб только и делал, что говорил о тебе все время, пока мы вместе путешествовали. Он очень тебя любит.

– Я знаю, – улыбнулась она.

Они пожали друг другу руки.

Я тронул машину, повел задним ходом к улице. Посмотрел на Филиппа. Он улыбнулся и помахал рукой. Я помахал в ответ.

– Бывай, – сказал я.

Он побежал за нами, пока мы выезжали на улицу, и еще бежал сзади, когда мы выехали на дорогу, ведущую из города. Там он стоял посередине улицы и махал нам, покидающим Томпсон.

Я погудел в ответ.

И мы поехали на восток, и Филипп скрылся из виду, а потом и Томпсон стал лишь неправильной формы далекой точкой.

В Лагуна-Бич свободной недвижимости не было, жилые дома не продавались, и потому мы двинулись дальше по побережью в сторону Корона-Дель-Мар.

Я предложил, что раз уж мы невидимы, то можем просто выбрать дом, который нам нравится, и в нем жить. Нет причин, чтобы нам не найти какой-нибудь большой дом и существовать в нем параллельно с хозяевами. Мы будем как призраки. Это будет забавно.

Так что мы какое-то время жили вместе с богатой парой в слишком большом замке на утесе, выходящем на океан. Мы заняли комнату для гостей и гостевую ванную; кухней мы пользовались, когда хозяева спали или отсутствовали.

Но это было неуютно – жить так вплотную с другими и быть в курсе всех их интимных подробностей. Мне неудобно было видеть людей, когда они думали, что их никто не видит, смотреть, как они чешутся, бормочут и выражают на лице свои истинные чувства, и мы переехали дальше по побережью в Пасифик-Палисад, найдя вычурную виллу, принадлежавшую бывшему антрепренеру, которому стали не по карману платежи. Вилла продавалась уже два года. Мы въехали.

Дни потянулись один за другим. Мы вставали поздно, почти весь день проводили на пляже, читали и смотрели по вечерам телевизор. Это было приятно, но я не мог не думать: какой же в этом во всем смысл? Я никогда не верил по-настоящему в идею Филиппа, что у нас особое предназначение, что у судьбы есть на нас планы, но я все же думал, что моя жизнь должна все же куда-то вести, что у нее может быть цель, что она должна что-то значить.

А она не значила.

В этом не было смысла. Мы жили, мы умерли, а тем временем пытались устроиться как лучше. Все. Точка. Никакого образа не складывалось из разрозненных событий, которые были моей жизнью, потому что такого образа не было.