Я не ответил, продолжая есть. Она тоже взяла вилку и стала есть. Плавно и бесшумно официант убрал мою тарелку и заменил ее другой.
Однажды утром я нашел у себя на столе конверт плотной бумаги. Это было рано, Дерек еще не пришел, и офис был мой. Я сел, взял конверт и уставился на строки зачеркнутых адресов. Маршрут этого конверта за последний месяц был отражен на его поверхности различными чернилами с разными подписями, и я вдруг понял, как я ненавижу свою работу. Просматривая список фамилий и отделов, нацарапанный небрежными каракулями, я обнаружил, что тут нет ни одного человека, к которому я испытывал бы теплые чувства.
И еще до меня дошло, сколько я здесь уже торчу.
Три месяца.
Четверть года.
И скоро будет и полгода. Потом целый год. Потом два.
Я уронил конверт, не открывая, подавленный неимоверно. Так я сидел, глядя на противный пустой офис, потом потянулся к конверту, раскрыл и заглянул.
Визитные карточки.
Сотни карточек, целый белый блок в небольшой коробочке. На верхней я увидел свою фамилию и должность рядом с эмблемой «Отомейтед интерфейс», адресом и номером почтового ящика компании.
Мои первые визитные карточки.
Я должен был быть доволен. Я должен был обрадоваться. Испытать какие-нибудь положительные эмоции. Но вместо того эта пачка карт наполнила меня каким-то чувством, родственным ужасу. Они говорили о привязи, о том, что я – часть корпорации, что я здесь надолго. Это было как подписать контракт, как прилипнуть на клей, как взять на себя обязательство. Я чуть не завопил. Я чуть их не выбросил. Я хотел их отослать обратно.
Но ничего этого я не сделал.
А вытащил несколько карточек из коробки, переложил в свой бумажник, а остальные сунул в правый верхний ящик стола.
Ящик закрылся с металлическим щелчком, слишком громким и будто ставящим точку.
Я понял, что смотрю на постоянно заедающую замочную скважину в середине дверцы ящика. Вот это оно и есть. Вот это моя жизнь. Здесь я проведу лет сорок своей жизни, потом выйду на пенсию, потом умру. Пессимистический взгляд на ситуацию, может быть, излишне мелодраматический. Но по сути верный. Я знал, что собой представляю. Я знал свою личность и возможности. Теоретически я мог сменить работу. Я даже мог вернуться в колледж и получить еще одну степень. Возможностей много. Но я знал, что ничего из этого не случится. Я просто приспособлюсь к ситуации и буду так жить, как делал всегда. Я не был инициатором, делателем, непоседой. Я был ведомым, я был инертным.
И так и пройдет моя жизнь.
Мысли вернулись к мечтам в начальной и средней школе, к моим планам стать астронавтом, рок-звездой, кинорежиссером. Неужели у всех так бывает? Наверное, да. Ни один ребенок не хочет быть бюрократом, или технократом, или управленцем среднего звена – или помощником координатора по межофисным процедурам и документации фазы два.
На эти работы мы попадаем, когда умирают наши мечты.
И это то, чем они и были – мечтами. Мне не суждено было стать ни астронавтом, ни рок-звездой, ни кинорежиссером. Я оказался там, где мне и место, стал тем, кем должен был стать, и реальность этой ситуации угнетала меня сильнее всего.
Дерек пришел точно в восемь, не заметил меня, как всегда, и тут же начал звонить по телефону. В девять позвонил Банке и сказал, что хочет видеть меня и Стюарта, и я поднялся к нему в офис, и они оба долбили меня полчаса, объясняя, насколько неудовлетворительна составленная мною документация по GeoComm.
Остаток дня я переписывал описание функций GeoComm, которое составил ранее.
Я вспомнил, что ровно пять лет назад начал ходить в колледж Бри. Как много изменилось за эти пять лет. Тогда я был только что из школы, и будущее ждало меня. Теперь я неумолимо приближался к своему тридцатилетию, запертый в клетке отвратительной работы, и жизнь моя уперлась в тупик. |